Омут | страница 14



Потребовалось некоторое время, чтобы Барановский осознал, что, хотя снаряд взорвался близко, он жив, не получил даже новых ран. Болела только раненая рука, ушибленная при падении. Он медленно поднялся, потер ладонью звенящее ухо и обернулся. Снаряд угодил под самое основание пня, на котором он только что сидел. Вокруг валялись черные корни, облепленные землей.

Если бы Барановский не был старым боевым офицером, еще с японской войны научившимся чутко прислушиваться к голосу инстинкта самосохранения, который не раз предупреждал его о близкой беде, он мог бы подумать, что спасен чудом. Но он не был мистиком и не придал происшедшему особого значения. И только много лет спустя, став немецким бургомистром и подписывая приговоры, пресекающие жизнь людей, которых он не видел даже в лицо, Барановский говорил себе, вспоминая этот снаряд: «Смерть знала, что я ей еще пригожусь».

* * *

В тот же день другой белый снаряд попал во двор, где жила с родителями Таня Пряхина. Это был тоже шальной выстрел, который не принес никакой военной пользы, однако оборвал человеческую жизнь.

Звали погибшую Дарья Власьевна Африканова. На станции Зверево Области войска Донского был у нее свой дом, а у Пряхиных Африканова снимала небольшой флигелек. Перебралась она в город после гибели мужа на кавказском фронте и жила торговлей пирожками. Торговля шла не очень бойко, но доход некоторый приносила, и ту его часть, которая не была превращена в ценные предметы, вдова хранила в фибровом чемодане под кроватью во флигеле.

Содержимое чемодана выглядело весьма многообразно. Попадались тут и отпечатанные на отличной бумаге купюры с важными, холеными царствовавшими особами, и невзрачные, как само Временное правительство, керенки, и претенциозные денежные знаки Всевеликого войска Донского с изображением лихих атаманов и казаков на бочках, и недолговечные кредитки Главного Командования Юга России, и многое другое, что через три-четыре десятка лет могло превратиться в мечту бониста, а пока, с приходом красных, было лишь ворохом ничего не стоивших бумажек.

Однако Дарья Власьевна в окончательную победу большевиков не верила и частенько, запершись во флигеле, открывала чемодан и ласково поглаживала толстыми пальцами свое иллюзорное сокровище.

В тот день, когда белые батальоны атаковали город, вдова Африканова, ободренная быстро нарастающей стрельбой, решила провести торжественный смотр своих богатств. Накинув дверной крючок, она опустила занавеску на окошке и, разложив бывшие деньги на кровати, стала разбирать их по пачкам в соответствии с происхождением и предполагаемой ценностью. Время от времени над двором пролетали снаряды, но это не мешало приятной работе. «Бог не выдаст, свинья не съест» — так философски мыслила вдова, давно привыкшая и, к обстрелам, и к смене властей.