Избранные произведения. Том 3. Между-мир | страница 115
При помощи ножа Борн выковырял одно из них. Логан протянула было руку, но Борн оттолкнул ее. Неужели за все это время она так ничему и не научилась в этом мире. Логан и Кохома с интересом стали рассматривать семя. При ближайшем изучении оказалось, что каждый из шести гребешков был острым, как бритва, и заканчивался по краям микроскопическими, похожими на рыболовные, крючками.
— Теперь понял, — тихо сказал Кохома. — Эти семена укореняются в деревьях, но как же они распространяются? Значит, этот плод усыхает до такой степени, что благодаря внутреннему давлению семена разлетаются сами.
— Такого не может быть, Жан, — возразила Логан. — Если фрукт высыхает, то откуда взяться такому давлению?
— Нет, — Борн покачал головой. — Приветник укореняется не на растениях. Бывает, что какое-то животное стареет или заболевает и теряет рассудок или, может быть, от голода захочет съесть приветник. И тогда…
Борн развернулся и направился дальше. Логан немного задержалась, чтобы еще раз взглянуть на кучный узор, где семена пробурили дырки в плотном дереве, после чего последовала за охотником.
— Так вот, животное пытается съесть такой плод, вгрызается в мякоть, пока наконец не протыкает внутренний мешок, находящийся под давлением, и тогда весь этот заряд выстреливает ему прямо в морду, — мрачно теоретизировал Кохома. — Если зверю повезет, то семена сразу убьют его. В противном случае, судя по всему, животному приходится дожидаться смерти от потери крови. После чего его труп служит готовым источником питательных веществ для этого милого кустика.
— Да, Жан, растения в этом мире добились равноправия с животными. Нет, беру свои слова обратно, они добились превосходства. Животных здесь меньше, они меньше по размерам, они беззащитны. А я то все думала, почему предки Борна так быстро утратили цивилизованные навыки. Теперь-то я поняла. Как можно постоянно бороться с лесом?
Через несколько дней путников ждало открытие, которое в своем обычном флегматичном тоне возвестил один из фуркотов.
— Панта, — окликнул их Руума-Хум.
Оба фуркота сидели на краю большой ветки. Борн воспрянул духом. Панта — это своего рода вмятина в Мире, большое открытое пространство.
— Конечно, — поспешно добавил он, всматриваясь в выражение лиц великанов, — это вполне может быть естественная панта. Их около полудюжины в двух днях пути от Дома. — Борн снова повернулся к Руума-Хуму. — А она большая?
— Большая, — тихо ответил фуркот, — а посередине штуковина из металла для топоров, похожая на небесный корабль.