Керосиновый фонарь, привязанный к звену цепи на дальней стене, отбрасывал желтый свет на голые стены. На полу распростерты две неподвижные фигуры. Да, все так, как я и предвидел.
Да, я предсказал это Оливии, которая не могла, не хотела поверить, но все-таки невольно замер в проеме двери. Муни был в тех же брюках и спортивном твидовом пиджаке. Щеголеватая шляпа лежала рядом. Тони, в свободном тяжелом черном свитере, узких черных брюках и в маленьких черных туфлях, напоминающих балетные, казалась просто спящей лицом к стене. Если забыть, что обычно никто не устраивается на ночлег в полном облачении на пыльном бетонном полу какой-то заброшенной крепости.
Только я подумал об этом, как одна из фигур шевельнулась. Муни пытался сесть так, чтобы я увидел — его руки и ноги связаны, а плотный кляп не позволяет кричать. Тем не менее он пытался выдавить что-то. Он уставился на меня выпученными глазами и издал какой-то сдавленный гортанный звук, видимо, мольбу о помощи. Черт с ним, Хэролдом Муни.
Не слишком себя обнадеживая, я прошел вперед и наклонился к Тони. Когда положил руку на ее плечо, она, казалось, повернулась в ответ, как поворачиваются на спину со сна, чтобы увидеть, кто разбудил. И тогда я увидел застывшие, широко распахнутые глаза на бледном, покрытом синяками лице и маленькое отверстие от пули между черными бровями вразлет.
— Добрый вечер, Эрик, — раздался позади голос Кроха.
Как ни странно, это был миг торжества или нечто подобное. Я все рассчитал верно. Абсолютно все, за исключением того, что Муни жив. Ай да я, голова, как хрустальный шар гадалки, предсказывала отменно. Тот, кто нужен, рядом, а я пока цел.
Все работало на меня, как я объяснил Оливии. Черт возьми, перехитрить этого здорового увальня — детская игра для такого изощренного стратегического ума, для старого маэстро секретной службы Мэтью Хелма. Теперь оставалось только его схватить.
— Поднимайся, — сказал Крох, — да поосторожнее, Эрик.
— Заткнись, — ответил я, не повернув головы.
— Ах да. Миг скорби. Ладно, но без фокусов.
Я посмотрел на девушку. Из кармана пыльных черных брюк торчал листок бумаги. Я вытащил его — помятый конверт, адресованный мне, вернее, на то имя, под которым я фигурировал в последнее время: «Мистеру Полю Коркорану, отель «Монтклер», просьба передать». Что Крох внимательно за мной наблюдает, я чувствовал, но открыть конверт он позволил. Письма не было — внутри лежали только три пятидесятидолларовые бумажки.
