Я облачился в белую галабийю[10], надел традиционный арабский головной убор, белоснежную кафию, и закрепил ткань веревкой «укаль», сунул ноги в сандалии. Теперь я выглядел как типичный неотесанный парень, приехавший из деревни попытать счастья, — здесь их великое множество. Думаю, так я одевался всего раз десять за многие годы жизни в Будайине. Всегда предпочитал европейский стиль, и в юности, в Алжире, и позже, когда отправился на восток. Сейчас я не походил на выходца из стран Магриба: надо было, чтобы меня принимали за здешнего крестьянина-феллаха. Неплохо; разве что рыжеватая борода не вписывается в образ, но вряд ли немцу подобная деталь что-то скажет. Выходя из дома, пробираясь к Воротам по Улице, я ни разу не привлек чужого внимания, ни один из знакомых меня не окликнул — никто не мог даже вообразить Марида Одрана в традиционном облачении. Я чувствовал себя невидимкой, а это сразу создает иллюзию силы и власти над окружающими. Растерянность и подавленность испарились, вернулась прежняя уверенность, помноженная на самомнение. Я снова стал крутым профессионалом, с которым лучше не ссориться.
Сразу за Восточными воротами тянется широкий бульвар Иль-Джамил, по обеим сторонам его высятся пальмы. Два потока машин разделяет широкая полоса — на ней высажены цветущие кусты. Круглый год здесь полыхают все новые и новые краски, а воздух напоен свежим ароматом; каждый невольно повернет голову, привлеченный яркими островками среди моря зелени: нежно-розовым, огненно-пунцовым, роскошным лиловато-пурпурным, шафранно-желтым, девственно белым, голубым, — бесконечным, как само небо, разнообразием оттенков… Высоко над головами людей, спрятавшись среди листвы и на крышах домов, щебетают певчие птицы, жаворонки — целая пернатая армия. Глядя на эту красоту, хотелось вознести хвалу Аллаху за бесценный дар. Я на мгновение замедлил шаг. Решив выйти за пределы Будайина в истинном обличье — араба с парой киамов за душой, неграмотного, без каких-либо возможностей и перспектив, — я не ожидал, что испытаю настолько сильный прилив эмоций. Глядя на феллахов, спешащих по своим делам, я ощутил, что меня с ними опять связывают нерушимые узы, включая — по крайней мере, так сейчас подсказывали чувства — религиозные обязанности мусульманина, которыми я столько пренебрегал. Я твердо пообещал себе, что исправлюсь и, как только смогу, займусь самоусовершенствованием. Сначала надо найти Никки.
