Пройдя два квартала по направлению к мечети Шимаал, на север от Восточных ворот, я увидел Билла. Так и знал, что найду его рядом с огороженной частью города, сидящего за рулем собственного такси и, как обычно, осматривающего прохожих с любопытством и холодным страхом. Билл — парень почти моего роста, но более мускулистый. Его плечи сплошь испещрены зелено-голубой татуировкой, настолько старой, что линии расплылись, и разглядеть рисунок трудно; неясно даже, что там изображено. Он не бреется, не стрижет волос песочного цвета уже много лет и выглядит, словно какой-нибудь иудейский патриарх. Кожа в местах, которые Билл подставлял солнцу, пока раскатывал по улицам, загорела до ярко-красного цвета. На огненно-алом лице, как две лампочки, сверкают бледно-голубые глаза, с маниакальной настойчивостью буравящие взглядом собеседника: я, как правило, не выдерживаю и отворачиваюсь. Конечно, Билл законченный псих, но псих сознательный: свое безумие он взлелеял сам, так же тщательно и продуманно, как, скажем, Ясмин перед пластической операцией подобрала себе высокие скулы, придающие ей неотразимо сексуальный вид.
Я познакомился с Биллом, когда впервые приехал в город. Он уже успел научиться жить среди изгоев, различных человеческих отбросов и трущобных головорезов Будайина и помог мне вписаться в их сомнительное общество. Билл родился еще в Соединенных Штатах Америки — да-да, лет ему было порядочно, — в области, ныне ставшей Суверенным Краем Великих Пустынь. Когда произошла балканизация США и они распались на несколько враждующих наций, он навеки покинул родину. Не представляю, как чужак умудрился продержаться, пока не усвоил здешний образ жизни; сам Билл ни черта не помнит. Каким-то немыслимым образом он наскреб денег на одну-единственную модификацию своего тела. Вместо того чтобы вделать розетку в мозг, как поступили многие потерянные души нашего квартала, Билл выбрал гораздо более изощренный и пугающий способ получить забвение: ему удалили одно легкое, заменив искусственной железой, периодически выбрасывающей в кровь порцию психоделического наркотика четвертого поколения. Билл не мог сказать, какую именно отраву он выбрал, но, судя по путанной, напыщенной манере выражаться и интенсивности бредовых видений, в нем постоянно вырабатывался рибопропилметионин — РПМ, либо аксетилированный неокортицин.
И то, и другое нельзя запросто купить на улице: на них нет желающих. Оба вызывают необратимые изменения в организме: после длительного применения начинает разрушаться нервная система. Наркотик выбивает природного «связного» человеческого мозга — ацетилхлорин. Новые психоделические препараты атакуют и оккупируют эти участки, словно победоносные орды, напавшие на обреченный город; перед ними бессилен и организм, и любые методы лечения. Насыщенность, яркость и реальность галлюцинаций, вызываемых наркотиками, не сравнимы ни с чем другим в истории фармакологии, но организм платит за удовольствие слишком высокую цену. Человек, применяющий их, буквально сжигает свой мозг, одну клетку за другой. Последствия практически неотличимы от болезней Паркинсона или Альцгеймера. Конечный результат постоянного употребления, когда зелье начинает влиять на работу центральной нервной системы, чаще всего смерть.
