Доступ во Дворец дожей оставался для него свободным в любое время, хотя в красивых парадных залах и кабинетах для конфиденциальных бесед его встречали уже не так, как в начале конфликта с Римом. Большинство сенаторов старались избегать новых осложнений в начавшихся переговорах, однако находились и такие, кто продолжал принимать его с неизменной сердечностью. Дворец на берегу лагуны тысячами глаз через тысячи своих окон следил за каждым движением Доминиса, в то время как его взор не мог проникнуть дальше наслоений дипломатической мишуры. Никто не желал сказать ему ничего определенного, и все исчезало в лабиринтах таинственной государственной машины. Перед собором святого Марка и на набережной толпились иностранные представители, солдаты, матросы купцы, их разноязыкая речь и пестрые одежды придавали еще большее очарование кружевным зданиям из многоцветного мрамора. В архитектуре огромного Дворца дожей о трех фасадах, замкнутого на четвертой стороне кафедральным собором, сочетались элементы далекого заморского зодчества; благородный мрамор всевозможных оттенков изысканные украшения из золота – творения рук восточных ювелиров – создавали причудливую орнаментику внутреннего и внешнего убранства. Город бурлил, словно охваченный ярмарочной суетой, возбужденный и взбудораженный обилием новостей.
Сарпи тоже куда-то спешил, когда Доминису удалось его перехватить в промежутке между двумя важными заседаниями. И хотя они были единомышленниками в научных и религиозных вопросах, фра Паоло нахмурился, услыхав о притязаниях далматинского примаса. На его тонком выразительном лице гордый проситель уловил тень подозрения. Правда, Сарпи с прежним радушием усадил его рядом с собою за большой стол, однако Доминис временами вдруг начинал отчетливо видеть в нем иного человека, чей образ возникал после ознакомления с бумагами секретных архивов; прелату на миг стало не по себе при мысли о том, кто же на самом деле сидит рядом с ним. Красноречивые доводы Марка Антония государственный муж умело приглушал, ловко уводя в сторону от сути дела, а на конкретные предложения отвечал уклончиво: «Посмотрим, пока не время, надобно тщательнее изучить…» Искушенный ходатай по делам ускоков, отбивший немало поклонов при европейских дворах, отчетливо понимал, что ему отказывают, однако продолжал словесный поединок с коварным другом, с которым однажды уже скрестил шпаги по поводу вакантной кафедры в Нине, а теперь пытался бороться за сохранение своего престижа и за право своего народа на существование. Поднявшись, он выпрямился во весь свой рост перед тщедушным сервитом.
