— Воровка малолетняя! Скрыться от нас думала? Не тут-то было, мы тебя цап и за больное место! Где у тебя больное место, скажешь нам? — парень взглядом, словно сканером, прошелся от макушки до пят по малышке, застывшей на месте как соляной столб.
Повезло еще Оксане, что она была несовершеннолетней, иначе тут же бы пустили по кругу ради забавы и неизвестно, ушла бы она потом живой, смогла бы выползти вообще из укрытия, которым компании служили старые сараи с одной стороны и кусты с другой. Естественно, дать ответа девочка не могла, и это только веселило ребят, среди которых, кстати, были и Колины друзья. Они наравне с остальными улюлюкали, посвистывали и выкрикивали что-то оскорбительное и угрожающее.
Семечкину же хотелось спрятаться куда подальше, но смотреть он был не просто должен, а обязан.
— Итак, ты планируешь признаваться вообще или будешь продолжать вид делать, что язык проглотила? Хорошо, — протянул на этот раз Шестеренка, чувствовавший себя здесь тоже по-хозяйски, — пусть так. Нам все равно, говорящая ты или немая, потому что для воров закон один, как впрочем, и для всякого, кому в голову взбредет планировать и делать неправильные вещи. А вот то, что сейчас с тобой случится, будет правильно, потому что так решил коллектив.
Шестеренка обвел взглядом собравшихся, словно обозначая, что вот все они и являются коллективом, а Оксана здесь только нечто вроде неприятного нароста, заразы. Когда разговорившийся парень посмотрел на Клеща, поймав его одобрительный взгляд, Коля понял, что сейчас начнется главное. Позади Оксаны встали два мальчика, Колины ровесники. Их руки, словно кандалы, упали ей на плечи, пригибая хрупкое тело к небольшой прямоугольной столешнице, служившей здесь и местом для тайных пикников, если удавалось у кого-то из ребят отжать что-нибудь вкусное, либо вот для таких сборищ как сейчас. Недовольная тем, что ей ни с того ни с сего начинают причинять физическую боль, девочка начала издавать не то стоны, не то мычание. Это веселило ребят. Словно глазели они не на человека, а на звероподобное существо, которое выставили в цирке для смеха.
— Хватит тянуть кота за причинное место! — не выдержал, наконец, Клещ, приблизился к маленькой обвиняемой и на правах первого среди всех, приступил к делу. Его большая ладонь потянулась за Оксаниной маленькой ладошкой, силой положила ее на поверхность стола. Правая рука, которую хватал парень, дрожала. Не бывает, наверное, у людей в обычной жизни такой дрожи, будто во всем теле как внутри Земли случилось землетрясение, и толчки отдаются на сотни километров вперед. Так было и с Оксаной — это не руки ее дрожали, а сердце взрывалось от страха, порождая колебания вовне, настолько этот страх был мощным.
