они понимают не хуже нашего: первое, что придет в голову советскому читателю, – родной и любимый Леонид Ильич.
– Но сейчас не… – он покосился на правую стену, где висели выцветшие плакаты с логотипом прежнего издательства. Будто продолжил воображаемый разговор. Как и в прошлый раз, в глаза бросила цифра: 1975.
– Сейчас не, – редактор проследил за его взглядом и улыбнулся кривовато. – Но, как говорится, береженого бог бережет. Мы предполагаем, а боги располагают…
«И вправду, откуда? Неконтролируемые ассоциации… Надо же…» Он мотнул головой. В последние годы что-то изменилось, повисло в воздухе. Старое, казалось бы, хорошо забытое. Словно время потекло обратно. Раньше говорили: двинулось вспять. Смутное ощущение, которым хотелось поделиться, во всяком случае, обсудить.
«С кем? С кем, кроме Марлена?..»
Мысль прорастала неудержимо, как неконтролируемая ассоциация всей его жизни: двадцать лет она таилась под спудом. Марлен умер. Ему казалось, всё давно вырвано, но там, в земле его сердца, остался маленький корешок… Тоска сиротства – гулкая, протяжная, однозвучная, не имеющая отношения к родителям. «При чем здесь родители, если… если…»
Нет, не зависть. Жизни Марлена не позавидуешь. Что-то другое, выходящее за пространство разума… Марлен, отец его души. «Ну пусть не отец, старший брат, разве это меняет дело?» Вдруг представил, что сказал бы Марлен, если бы он назвал его старшим братом: Старик, поменьше пафоса: отец, брат, друг… Хватит и приятеля.
Он кивнул, соглашаясь: дело не в словах. Как так вышло, что даже в те времена, когда и не пахло свободой, Марлен был свободным человеком? «А я?.. Неужели – раб? Был и остался… —
* * *
Опята сварены. Картошка начищена.
Она включает обе конфорки. Ставит две сковороды. Слева – с ручкой, справа – без ручки.
Выдвинув ящик стола, нащупывает сковородник. Стоит, сжимая в руке. Лесная история что-то изменила, словно стерла невидимую границу. В лесу ее настиг страх. Необъяснимый, как в детстве, когда смотрела на отцовскую репродукцию.
Фигурки людей на тоненьких ножках. Подойдешь близко, вроде бы, разные. Отойдешь – одинаковые. Однажды спросила: «А почему у них нет детей?» Отец ответил: «Потому что они все дети. А это их родители, – кивнул на левую картинку. – Адам и Ева». – «А этот?» Человек в складчатом плаще держал за руку маленькую женщину, которую отец назвал Евой. «Бог. Он создал все. Сначала рыб, птиц, насекомых. Потом животных. Вон, смотри: слон, жираф…» – «А это? – она показала пальцем на маленькое озеро, из которого вылезали непонятные существа. Особенно одно, похожее на рыбу с крыльями. – У рыб не бывает крыльев – только плавники. Бог – что, перепутал?
