В той книге речь шла об альбигойцах. Надеясь приступить к работе, он внимательно изучил вопрос. Церковь Любви, тайный орден. Адепты не признавали страданий Христа, а кроме того, отрицали Страшный Суд и существование ада и рая. Поощряли освобождение от тела, в частности, через самоубийство. Католическая церковь объявила их еретиками, а в 1209 году объявила открытую войну. Военные действия вошли в историю как крестовые походы против альбигойцев. Учитывая мощь папского престола, не приходится удивляться тому, что в конце концов они были разгромлены. Папские войска учинили кровавую резню. Те, кто остался в живых, ушли в горы, но это не спасло. Их последний оплот пал в 1244 году. Спустя несколько дней 257 человек – жалкий остаток – взошли на костер. Однако еще в XX веке многие верили, что кое-кто все-таки спасся. Уцелевшие стали хранителями тайных знаний. Предание гласило: придет время, и эти тайные знания откроют человечеству новые грани Добра.
«Перевести, явиться к редактору, положить на стол?..» Он представил себе, как главный редактор листает рукопись, то и дело натыкаясь на подробности, от которых кому угодно станет не по себе. Чего стоит вопрос непосредственного исполнителя, заданный папскому посланнику, руководившему операцией: как отличить благонравного обывателя от еретика? Тут одним чихом не обойдешься. Ему показалось, он видит редакторскую поднятую бровь:
– Ну, и что же ответил папский посланник?
Он опустил голову и ответил:
– Убивайте всех, бог узнает своих.
Редактор глубоко задышал и откашлялся:
– Интересно… – Словно наяву он расслышал шуршание туалетной бумаги. – И как вы это представляете? Нет, нет и нет. Еще неизвестно, куда повернется. Решат, что мы на что-то там намекаем. Хуже того, издеваемся.
– Издеваемся? – он изумился. – Господи, над чем?
– Да над чем угодно. Вы что, телевизор не смотрите? Мало ли у нас… «Норд-Ост», Беслан. Потом не отмоемся. Да и читатели не все идиоты. Возникнут неконтролируемые ассоциации…
Честно говоря, он опешил: откуда это пришло? Выражение, которое слышал еще начинающим переводчиком, в советские годы означало крамолу, таящуюся между строк. Лично его коснулось лишь однажды: в романе, который тогда переводил, зашла речь о правителях-маразматиках. Конечно, не наших. Но редакторша потребовала вымарать: мол, все равно не пропустят. Сказал: давайте попробуем, а вдруг? Интеллигентная дама (кстати, истинный профессионал: чуткий, умный, опытный. Теперь таких днем с огнем не найдешь. Всегда, когда это было возможно, стояла на стороне автора и переводчика), покачала седой головой: и пробовать нечего.
