– Насколько уважаемый?
– Ты это поймёшь когда переспишь с ним!
– Оказывается ты ещё и сводничаешь? – Шура брезгливо скривила губы. – Зарабатываешь себе статус писателя?
– Александра!! – повысил голос Гиляров. – Я тебя никогда ни о чём не просил. А тут – надо! Понимаешь? Он хочет именно тебя.
– А сам ты не желаешь снять штаны и заменить меня? Он не откажется. Да и тебе понравится.
– Я говорю, что Сибирцев тебя хочет! И он получит то, что желает! Я прав! – и Гиляров подтвердил свою правоту веским аргументом удара в левый глаз Шурочки. Потом преспокойно рухнул на кровать, деревянные ножки которой тут же подломились.
Шура, кляня себя, дурёху, на чём свет стоит, отправилась рыдать в ванную.
Девушку ударили по лицу первый раз в жизни! Это было до того обидно, унизительно, стыдно, что Шурочке ужасно захотелось взять на кухне здоровенный столовый ножик и всадить в храпящую задницу неблаговерного. Или пойти, привести Марину Суслову, его паспортную жену, и вежливо попросить забрать хулигана, пока за ним не приехали из вытрезвителя.
Выйти из себяжалейного состояния она смогла с большим трудом, услышав, как в прихожей заливается телефон. Звонил Герман. Надрывный, прерывистый голос Шурочки был великолепной иллюстрацией происходящего. Поэтому Агеев ничего не стал выяснять, выспрашивать и успокаивать. Сказал только:
– Я сейчас приеду.
Ждать пришлось недолго. Шура успела немного прийти в себя, что позволило ей более спокойно рассказать Герману о незабываемом приключении. Тот оказался настолько тактичным и чутким, что не разразился ни утешениями, ни жизненными советами – хотя, мы до сих пор живём в стране советов, а не баранов, как любил выражаться он сам.
Несмотря на своё отнюдь не шварценеггеровское телосложение, Герман довольно легко поднял буяна со сломанной кровати и унёс в ванную. Потом потребовал краски и простыню. В голосе его было что-то, что заставляло слушаться беспрекословно. Около получаса Шура ждала, нервно курила – одну за другой – но успокоения не было. Тогда она пошла на кухню, достала из холодильника водки, плеснула в стакан и сделала судорожный глоток.
В этот момент лязгнула задвижка в ванной. Шура выглянула из кухни и увидела любопытную картину: Герман нёс завёрнутого в простыню бузотёра на руках, как малого ребёнка. Тому это, похоже, нравилось, потому что во сне Алёша бормотал всякую абракадабру, пытался даже запеть.
– Значит так, – тем же не принимающим возражений тоном произнёс Герман. – Мы сейчас уезжаем. Там в ванной – пакет. Выброси в мусоропровод. Его жене можешь ничего не сообщать, она и так всё узнает.
