— Как? Отец вам пригрозил?! — удивилась Моизэта.
— Да! Но так как вы мне приказали не оставаться в комнате, пока вы были там, то я предпочла доставить вам это удовольствие, а сама сторожила в коридоре.
— Но зачем нужно отцу, чтобы я не оставалась наедине с Мартой? — спрашивала страшно заинтересованная Моизэта. — Разве она опасна? Я это совсем не заметила…
— О, нет, мадам Марта всегда была кротка, как ягненок. Несомненно он опасается, как бы мадам Марта не стала бы внезапно опасной… Сама я этого не думаю, так как отлично знаю мадам. Но, барышня, все-таки, наверное, ничего не будет известно? — закончила негритянка со слезами на глазах.
— Нет, будь покойна, моя славная Бавкида! Я ничего не скажу об этом обмороке, я даже не скажу, что приходила сюда сегодня. А если отец меня все-таки спросит, то я уже устроюсь, чтобы ответить ему и не солгать. Это будет не трудно, так как он, мне кажется, никогда не придавал значения моим посещениям Марты.
— В таком случае, я прошу вас теперь оставить меня здесь одну, — улыбаясь и успокоенно проговорила Бавкида. — Мне надо раздеть больную. Идите гулять на скалы. Сегодня очень хорошая погода.
— Иду, иду, Бавкида. Но опасности нет для мадам Марты? Она опять стала помешанной, правда?
— Да, совсем, и, Бог знает, на сколько времени! Может быть на целые месяцы, а может быть и на годы! Что касается опасности, то этого нет! Смотрите, она совсем как мертвая! Мне это знакомо! Обморок продлится с час, и затем она будет такой, какою вы ее знаете: слепой, глухой, немой и неподвижной.
— Хорошо! Я ухожу.
И потрясенная до глубины души, Моизэта поспешно вышла из комнаты, бросив последний продолжительный взгляд на распростертую, словно лишившуюся жизни Марту.
Корридор женской половины выходил прямо на главную лестницу, как раз напротив галлерей, ведущей в лабораторию. Таким образом Моизэте надо было подняться на двадцать три ступеньки.
И она быстро взбежала наверх, так как ей очень хотелось поскорее остаться наедине с необъятным простором моря, чтобы спокойно разобраться в своих мыслях и в непонятных признаниях умалишенной.
Огромная плоская глыба, закрывающая наружный вход, отворилась при легком нажатии электрического коммутатора.
Едва девушка вышла наружу, как глыба пошатнулась и легла на прежнее место.
Моизэта засмотрелась на обмытое ночным ливнем небо, голубая даль которого была пронизана на неизмеримой высоте волокнистыми, прозрачными облаками. Солнце весело сверкало уже довольно высоко над горизонтом. Что касается моря, то хотя оно и было взволновано, но очень красиво; его иссиня-зеленоватые волны шумно разбивались о скалы острова, разлетаясь ослепительными каскадами пены.
