В поезде однообразие, связанность движений, отсутствие самостоятельности мешают мысли, в голове все появляется клочками, все спутано. Нельзя освободиться от бессмысленных и назойливых слов, влезающих в голову вместе с все время одинаковым стуком поезда.
«Какой-то вздор… должно быть, я устал… Что это — английские стихи?.. Должно быть, я устал… Какой-то вздор… Поезд все идет вперед… какой-то вздор…»
Стихотворение, лезшее в память, читалось на японо-английском диалекте, вроде русско-французского в «Сенсациях мадам де Курдюкофф». Таким странным английским языком говорило старшее поколение японских интеллигентов, учившихся в американских университетах, проходя за несколько месяцев курс многовековой европейской культуры.
Небеса были пепел и собэр,
Листья были криспед энд сир.
Это был одинокий октобэр
Ночью, в тот иммемориэль йир
Я бродил возле озера Обэр,
Вдоль туманом курившейся Упр…
— Едете, должно быть, в Сеул на маневры? Что, летчик-офицер-сан? — почтительно повернулся к Аратоки франт, разрезая пополам водянистую грушу. — Не окажете ли благодеяние взять грушу…
— Благодарю, — нелюбезно ответил Аратоки, определив в соседе, несмотря на правильный язык его, корейца и не желая неблагонадежных знакомств. — Я еду не в Сеул.
— Должно быть, будете летать в Китай, извините?
— Нет.
— Трудное дело, должно быть, летать. В воздухе холодно, осмелюсь сказать.
— Нет.
— Вы, извините, должно быть, из столицы? Здесь в Корее, должно быть, грязно? Очень скучная страна. Мы, конечно, сами привыкли, но вам тяжело.
— Нет, мне не тяжело.
Аратоки явно обрывал беседу.
«Какой-то вздор… Поезд все идет вперед…»?
…Я спросил: «Что написано, систер,
На двери этой лиджендэд тум?»
И ответ: «Улалюм, Улалюм»,
Я услышал: «Твой лост Улалюм»…
Однако сосед, оказавшийся владельцем кожевенного завода в Сеуле, постоянно разъезжавшим по стране для скупки коровьих шкур, рассказал много интересных вещей. В тех местах, куда едет господин летчик, очень, беспокойно. Он проезжал недавно станцию Цхо-Хын, — там гнали человек сто этих воров, захваченных с семьями возле Кион-Сана.
— Можете себе представать, летчик-офицер-сан, такие нечеловеческие зверские рожи, — это людоеды, летчик-офицер-сан. Их дети, когда глядят на верноподданных корейцев, то готовы выгрызть глаз. Сердце разрывается, летчик-офицер-сан. Могу вам рассказать, сударь, одну вещь, — сосед беспокойно оглядел купе.
Старик дремал, с ногами забравшись на скамью. Женщина напротив тряпочкой очищала от пыли семейный комод. Другая женщина кормила сосцами двух близнецов, одного уложив на правую, другого — на левую руку. Все они, вероятно, не понимали по-японски.
