Овец заарканили и по одной погрузили на плот, осевший под их тяжестью. Началась обратная переправа, бурная и беспокойная, захлестывавшая летучим песком и холодной водой.
На меня больше никто не обращал внимания.
Я делал свое дело кормщика, и мною были довольны. Мы высадились, повидимому, ниже по течению, так как я не мог узнать холма, где находилась моя палатка. Туркмены так же плохо ориентировались в темноте. Они решили отодвинуться на несколько километров вглубь от реки, чтобы утром соединиться со своей шайкой. Сделав получасовой переход, мы остановились в ложбине, между песчаных дюн, где ветер был не так силен и туркмены могли развести из сырых кустов свежий и дымный костер. Набег прошел удачно.
Как всегда, к утру духота исчезла, и в воздухе замерцали серые пятна близкого рассвета. Колтоманы сидели поодаль от костра. В прозрачном и странном свете я мог разглядеть их рваные халаты и плосконосые разбойничьи лица. Это было отребье туркменского народа, лишенного его лучших черт, полных скотоводческого удальства и степного благородства.
Джигит приготовил саксаульный вертел. Яхши-Гельды подошел к овцам и выбрал жирного курдючного барана с крутыми, загнутыми рогами. Воткнув нож в горло барана, Яхши-Гельды наклонился к дымящейся кровью туше.
В это мгновенье произошло, повидимому, что-то, за чем я не мог уследить. Раздался крик. Я вскочил и увидел Яхши-Гельды, с головы которого упала рыжая папаха. Он потрясал ножом с криком:
— Волнистая тамга! Волнистая тамга!
Услышав его слова, туркмены, казалось, сошли с ума. Они загалдели и заорали, с громкой бранью ударяя себя в грудь. Молодой джигит, с рубцом поперек щеки, беспорядочно садил из ружья в воздух.
Никто не глядел на меня, хотя я был, казалось, единственным нормальным человеком в этой толпе обезумевших бандитов, из которых каждый мог меня в любой момент зарезать. Я отбежал в сторону и быстро пересек гребень противолежащего холма.
Передо мной открылся широкий горизонт. В неровном свете раннего восходного неба резко выделялись знакомые горы правого берега. У подошвы гор лежали полузасыпанные песком низкорослые белостенные бараки, от ворот которых отъезжал конный красноармейский отряд, с знакомым комвзводом Яном Бургисом во главе. До них было не больше двухсот метров.
Только в этот момент я понял, что мы находимся на противоположном берегу. Не там, где должны были быть.
Бараки, которые мы увидели, были зданиями красноармейского поста.
