— Ты можешь рассчитывать на меня. Я сделаю всё о чём ты просишь.
Но чует моё сердце, что это плохая идея. Почему ты просто не вернёшься домой? Его собеседник тут же напрягся при слове «домой» и через мгновение расслабился, до того как Каш смог уловить причину столь резких перемен.
— Я не могу этого сделать… — выдавил он из себя, — Не сейчас.
Быть может, когда я вернусь… Но не сейчас. А пока… располагайся!
Немного времени у нас ещё осталось, а узнать о Селенте тебе надо ещё многое. Весь вечер и всю ночь они говорили: вспоминали прошлое, обсуждали недавно произошедшие в Империи и степях события, строили планы на будущее. Утром конюх снарядил коня. Настало время снова расставаться.
Несколько недель спустя. На горизонте едва начал проступать алый диск солнца. Ночная мгла ещё до конца не покинула этот мир, жадно впившись в край неба, что был противоположен расцветающей заре и в местных подворьях петухи ещё не поприветствовали новый день, а жизнь в провинциальной деревушке, на отшибе Селентианской империи, уже во всю кипела.
Кто-то хлопотал по хозяйству, кто-то пас скот, все были при деле. На дороге, проходящей мимо деревни, появился всадник. Мало кто заметил его появление и ещё меньше было тех, кто придал этому значение. Хотя, прибытие кого-то в такой захолустный край, как этот, было как минимум удивительно. Последним гостем этих мест был сборщик налогов, пронырливый и прозорливый тип. И то, он предпочёл давным-давно покинуть их. Сразу, как только удалось содрать подати с местного населения. Разумеется, после такого визита жители деревни старались не замечать проезжих. От греха подальше. Но всадник оказался настырным человеком. Он подъехал к пастухам пасшим коров, на лугу, недалеко от деревни и обратился к самому, как ему показалось, старшему из них.
— Долгих дней вам, — поприветствовал путник, — Здесь ли живёт семейство Касариуса Тала? Пастух осмотрел новоприбывшего, недобрым, оценивающим взглядом, как бы желая, по одним ему ведомым приметам, понять, каких бед от него можно ожидать. Всадника этот взгляд раздражал. Причём не только теперь. На протяжении всей дороги он раз за разом сталкивался с ним, в каждом селении, видел на каждом лице, что ему встречалось. Это выражение загнанного, затравленного зверя. Ему хотелось спросить этого человека, глядя прямо в глаза: ·Почему ты волком смотришь на меня? Я же ничего тебе не сделал!? — но он в который раз сдержался.
Хоть выносить этот взгляд было противно и оскорбительно. Будто тебя заранее обвиняют в преступлении, которого ты даже не собирался совершать!
