— Денег не беру. А сотрудничать с вами невозможно из-за того, что вы — не стекло. Вы — осколки разбитого стекла. И единственный талант ваш — это умело-больно вонзаться в юные души, не умеющие еще ходить по нему.
— Да ты чё?.. Не умеющие, значит? А ты умеешь?
— Это может делать любой человек, научившийся фокусировать в себе свет Вселенной. Ведь свет — это тело небесного человека и основа всего сущего. Мощный луч плавит материю и острые осколки превращаются в воск.
— Ну-у-у, — насмешливо протянул Михай, а потому крикнул, не поворачивая головы: — Айк, брось-ка пузырь!
Коричневый цилиндрик мелькнул в воздухе и словно припаялся к вытянутой руке Михая. «А реакция ничего», — механически отметил я, с любопытством наблюдая за развертыванием событий. Гемонович закончил тихое совещание с Мельниченком, прошедшее, очевидно, в обстановке полного взаимопонимания, и начал пробираться к «металлистам».
Тамара негромко сказала депутату: «Не надо с ним контактировать. Особенно на людях». И я сразу понял, что относилось это не ко мне.
А Михай, продолжая насмешливо разглядывать «старшую сестру» братства, присел на корточки и положил бутылку перед собой на протертую временем и миллионом подошв мостовую. Только сейчас я заметил, что все пальцы правой руки «металломана» были перехвачены массивными перстнями в виде голов драконов с оскаленными пастями. Когда Михай сжимал кулак, то все они, соединившись, превращались в опасное оружие. Кстати, такие же украшения были и у толстого Айка. К нему в это время сквозь толпу просочился Гемонович-Гегемон и начал процедуру перешептывания, только что проведенную с Мельниченком. Впрочем, проводилась она менее почтительно.
Несколькими короткими, алгебраически выверенными движениями, Михай разбил бутылку и разгладил острые осколки по грязно-белой поверхности плитки. Полуденное солнце скользнуло по неровным граням, и казалось, что острия угрожающе зашевелились под звуки «металла», стелющиеся по самой земле.
Толпа неодобрительно загудела.
— Ты, разбойник, — воскликнул небритый дядя с целлофановым пакетом, на котором обнаженная фемина, закинув в оргазмотическом экстазе голову, похотливо оседлывала лоснящегося звереныша «Харвея». — Ты что делаешь? Здесь же малышня гуляет!
Фемина на пакете качнула выгнутым задом, соглашаясь с ним, а из толпы мужика поддержала полногрудая блондинка:
— Кто мусор вместо тебя убирать будет, умник?
— Победитель, — небрежно бросил Михай.
Послышалось еще несколько риторически-осуждающих голосов. Однако все они свелись к требованию немедленного выключения магнитофона. Таким образом, толпа явно не разбиралась в рок-музыке, а в линзочках возбужденных глаз поблескивало скорее не осуждение, а какая-то горячечная заинтересованность происходящим. Мельниченко, несмотря на несколько быстрых взглядов, брошенных на него, сложил руки на груди и молчал с таинственным видом. Гемонович уже куда-то исчез, а Айк задумчиво жевал губами.
