— Значит, в доме Сингеров принято одевать их к ужину?
— И как ты догадался?!
Я не мог не рассмеяться. Мне нравилось ее чувство юмора. В этом мы с ней были похожи. И моему любопытству не давало покоя, как два человека из абсолютно разных миров могли так поразительно напоминать друг друга.
— Ну, я средний ребенок из пяти…
— Пяти?! — боже правый, это, должно быть, очень шумно.
— Да, — подтвердила она, слегка недоуменно. — У нас почти все семьи заводят по многу детей. Я бы тоже завела много.
— О, правда? — еще одно совпадение, на этот раз очень личного характера.
Ее едва слышное "да" дало мне понять, что для нее эта подробность также была чем-то сокровенным. Возможно, это и не должно было вызвать у меня чувства неловкости, но было действительно несколько странно обсуждать свою будущую семью с кем-то, с кем ты, по идее, имел бы шанс ее построить, если бы не некоторые отягощающие обстоятельства.
— В общем, — продолжила она, — моя старшая сестра Кенна вышла замуж за Четвертого. Теперь она работает на фабрике. Мама хочет и меня женить как минимум на Четвертом, — но почему бы не рассмотреть Первого? — Но мне не хочется отказываться от музыки. Я слишком люблю петь, — ах, так вот в чем было дело. Тот парень, оставшийся в ее родной провинции, должно быть, был образцовым Пятым.
— Но, похоже, я уже и так стала Третьей, — добавила она, чуть погрустнев. — Все это действительно странно. Я думаю, что останусь музыкантом, если мне будет позволено. Следующий Кота. Он скульптор. Мы с ним не часто видимся, но он приезжал на проводы.
В ее голос мельком вкралось что-то похожее на боль или сожаление, но она слишком быстро продолжила свой рассказ, и у меня не было шанса поинтересоваться, что именно ее беспокоило.
— Затем иду я, — продолжала она, пока мы медленно приближались к ступеням.
Я просиял.
— Америка Сингер, мой самый близкий друг.
Она шутливо закатила глаза и свет настенных ламп отразился в ее голубых радужках.
— Да, верно.
От этих слов веяло каким-то необъяснимым уютом.
— После меня идет Мэй. Она — тот человек, который продал меня сюда без зазрения совести. Честно, я очень удивилась — не могу поверить, что она не заплакала! И да, она художница. Я… я ее обожаю.
— И, наконец, Джерад. Он совсем ребенок, ему семь. Он еще не понял, к чему у него талант: к музыке или к рисованию. Он больше любит играть в футбол и возиться с насекомыми, что тоже неплохо, только вот он не сможет посвятить этому всю свою жизнь. Но мы пока что позволяем ему экспериментировать. Вот, в общем-то, и все.
