Сказав так, он схватился за голову, и здесь, в этой мрачной камере, мне снова стало жаль его, ибо выражение страшного отчаяния и тоски на его лице было не передать словами.
– Что вы притащили? – грубо спросил он, увидев у Холмса сверток в коричневой бумаге. – Опять какие-то поповские книжки?
– Вовсе нет, – ответил Холмс и развернул бумагу. – Мне бы хотелось услышать, что вы скажете насчет этого старого пальто, мистер Лок.
– Это мое пальто, сэр. Другого у меня и нет. Я давным-давно купил его у одного еврея, торговца рыбой.
– Хм… вы видите, что тут не хватает двух пуговиц?
– Что ж, если меня не повесят и не засыплют потом известью на тюремном дворе, то я попрошу жену пришить пуговицы.
Холмс вынул из кармана две пуговицы, что нашел ранее, и сравнил их с теми, что были на пальто. Нельзя было не заметить, что пуговицы, хотя и отлитые из одного дешевого сплава, отличаются.
– Видите, Ватсон? На тех по краю бурая кайма, а эти и размером меньше, и кайма у них зеленого цвета.
– Не тот размер! – проворчал Альберт Лок. – Но я все равно благодарен вам, сэр, за подарок.
– Что ж, других вопросов к вам пока нет, мистер Лок. Спасибо, что уделили нам время. До свидания!
– Могу я знать ваше имя, сэр? – спросил озадаченный трубочист.
– Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой коллега доктор Ватсон, – ответил Холмс, в то время как я уже колотил в дверь, давая знать надзирателю, что наша краткая беседа окончена.
Затем мы сели в поезд и отправились в Брикстон. Вопреки моим ожиданиям, мы не вернулись на Нортальт-авеню, а поехали дальше – в Херн-Хилл. Всю дорогу я курил и смотрел в окно на проплывающие мимо городские пейзажи. Не доезжая до платформы Херн-Хилл, поезд остановился на красный свет, чтобы пропустить «особый». Когда тот уже проехал, а наш поезд еще не тронулся, Холмс вдруг схватил меня за руку и распахнул дверь купе.
Мы спрыгнули на насыпь и, дождавшись, пока поезд отойдет, пошли по шпалам. Вскоре мы наткнулись на покосившуюся железную сторожку. Надпись над входом объясняла ее назначение: «Путевой пост 16-19 1/2».. Поскольку дверь была заперта, мы проникли внутрь через небольшое окно. В сторожке было сыро, на полу валялись старые газеты и сломанные трубки из глины. Из достойных внимания предметов был чайник на верстаке у стены, инструменты, лопаты в углу, а еще пузатый холщовый мешок, в каких хранят картошку.
Холмс наклонился и поднял с пола газету – посередине темнело большое бурое пятно.
– Кровь! – догадался я.
