Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники | страница 19
Рассмеялся Уйго: «Ну и небылиц ты наговорила мне, бабка! Может, я и молод ещё, но уж не так глуп, чтобы поверить в твои сказки. Да и откуда тебе знать всё это?». — «Я знаю это, потому что уже жила в тех временах, которые для тебя ещё не наступили, — ответила Шаманиха. — Тот день, что для тебя с восходом солнца начнётся, для меня вчера прошёл. Когда-нибудь ты поймёшь, о чём я говорю».
«Раньше сосна эта рухнет, чем я поверю тебе!», — воскликнул Уйго.
«Это твои слова», — усмехнулась старуха и ударила в бубен трижды. Сова захлопала крыльями и улетела в лес, а Шаманиха исчезла, будто бы её и не было. Только эхо от бубна ещё долго скиталось между сосен.
Стало смеркаться. Вымылся в речке Уйго, подстелил себе хвою и заснул крепким сном. Может, вода в той речке и впрямь не простая была, потому что в эту ночь сбылось то, о чём он давно мечтал: увидел он мать свою, Сийтэ. Будто бы идёт она босиком по заснеженному озеру в одной рубахе и обнимает бережно круглое чрево своё. И будто бы он сам внутри матери своей, ещё не рождённый. Гладит его Сийтэ и приговаривает: «Живи не умом, а сердцем, сын мой. Смотри сердцем и слушай сердцем. Бывает ум подводит нас, а сердце никогда».
Сделал Уйго, как мать велит. Стал смотреть он сердцем и увидел, что вокруг не лёд холодный, а луг, цветами покрытый. Увидел он Шаманиху, что шла по лугу ему навстречу, и будто бы не старуха она вовсе, а юная красавица. Удивился этому Уйго. Стал он слушать сердцем, и услышал треск громкий, будто лёд на озере лопнул.
Очнулся он ото сна и видит, что над Таватуем молнии блещут и гром гремит. А ветер такой, что деревья к земле пригибаются. Вскочил на ноги Уйго, и вовремя. Сосну-то, под которой он спал, вывернуло вместе с корнем и бросило оземь, так что его едва стволом не придавило. А наверху сова заухала, словно старая Шаманиха над ним смеялась.
С той ночи жил Уйго по материнскому наказу — сердцем жил. Искал он по лесам старуху, чтобы поговорить с ней, да не нашёл. Видать, не пришло ещё время для новой встречи. К слову сказать, речку ту и доселе Шаманихой зовут. Так-то вот.
Сказание о пастухах и волках
Обжились с годами кержаки-беженцы на таватуйском берегу. Скит по-прежнему хоронился за горой Большой Камень, а скотину гоняли на выпас к соседней горе, где луга светлей да травостойней считались. Пастушили в основном недоросли Тришка Кабаков да Митрофанка Зелютин. Брали мальчишки узелок со снедью и с рассветом гнали стадо по узкой тропе через лес.