— То-то и оно, что из Неметчины, был бы наш, так была бы косая сажень в плечах. А ентот вон хуже малого дитяти.
— Сморчок, он и есть сморчок.
Знающий возражал:
— Так и невеста тоже из Неметчины…
— Будя врать-то!
— Как есть немецкая.
— Так что ж, и венчаться не по-нашему будут?
— Не… оба крещеные. Невеста и вовсе русскому училась со старанием.
Бабенка порешительней отозвалась:
— Врешь ты все, ирод проклятый! Не может таковая-то немецкой быть! Наша она, правда, бабоньки, наша?
И хотя бабонек рядом было немного, ее активно поддержали все, даже мужики. Было решено, что жених, может, и из Неметчины, потому сморчок. А невеста всенепременно наша, русская, и сердцу россиян мила.
Вокруг было шумно, в воздухе висел перезвон колоколов, гремели литавры, били барабаны, где-то трубили трубачи, то и дело доносилось многоголосое «ура!», но обсуждение жениха с невестой все равно слышно. Может, потому Петр так и старался заглушить эти неприятные разговоры своими резолюциями по поводу построения и обмундирования? Поняв это, Елизавета Петровна не стала племянника больше сдерживать. Проползла раздраженная мысль, что ему будет очень тяжело завоевывать любовь народную.
Покосилась на невесту, но та, кажется, ничего из людских криков и замечаний не слышала. Екатерина сидела ни жива ни мертва, боясь лишний раз шелохнуться. Неужто все так на свадьбах? Императрице казалось, что это должен быть самый радостный для молодых день, а один вон пальцем в гвардейцев тычет, словно пятилетнее дитя на прогулке, вторая сидит, едва живая с перепугу… А может, и она сама вот так бы, если бы парадно и прилюдно?..
И вот он, собор, тоже парадно убранный, ярко освещенный… Или это свет от свечей отражался во множестве бриллиантов присутствующих?
Петр с трудом выстоял длинную проповедь, все норовя то что-то поправить, то нос почесать, то вообще отвернуться, чтобы разглядеть убранство собора. Конечно, бывшему лютеранину трудно привыкнуть к роскоши русских соборов, но не время же оглядываться! Графиня Чернышева наклонилась ближе к великому князю:
— Ваше Высочество, от священника нельзя отворачиваться, примета дурная. Кто из молодых отвернется первым, тот и помрет первым…
Передав поверье, думала испугать, чтобы не вертелся, но Петр разозлился:
— Пошла вон! Дура!
Чернышева сделала вид, что не услышала оскорбления. Остальные вокруг тоже, хотя сказано довольно громко. Екатерина осторожно покосилась на жениха, тот усмехнулся:
— Говорит, кто первым отвернется от священника, тот и помрет первым… Глупости.
