Мальчик уронил голову на стол. Плечи его тряслись.
— Прекрати, — прикрикнул на него Лаксфорд. — Сядь прямо. Немедленно.
Лео попытался взять себя в руки, но это ни к чему не привело. Сквозь всхлипывания он с трудом произнес:
— Я-я… н-н-не… не могу. Папочка, я н-не могу.
И как раз в этот момент с заказанной едой к ним подошла официантка.
— Может быть, мне?.. Может быть, вы?.. Он… — проговорила она и остановилась с тарелками в нерешительности в трех шагах от столика. Ее лицо расплылось в жалостливой улыбке. — Ах, бедняжечка, — проворковала она таким голосом, как будто обращалась к птичке. — Может, ему нужно что-то особенное?
«Крепкий спинной хребет ему нужен, хотя вряд ли это есть в вашем меню», — подумал Лаксфорд, а вслух сказал:
— Все в порядке. Лео, твой завтрак подан. Ну-ка, сядь прямо.
Лео поднял голову. Его лицо покрылось красными пятнами. Из носа капало. Он с трудом сдерживал всхлипывания. Лаксфорд извлек из кармана свой носовой платок и протянул ему.
— Вытри слезы и начинай есть.
— Может быть, ему понравится конфетка? — спросила официантка. — Хочешь конфетку, лапочка? — и опять Лаксфорду, понизив голос: — Что за прелестное личико! Ну, прямо, как ангелочек на картинке.
— Благодарю. У него есть все, что ему нужно в данный момент.
А после данного момента? Лаксфорд не знал. Он взял в руки вилку и нож и отрезал кусочек телятины. Лео тем временем безутешно рисовал соусом коричневые закорючки на горке чипсов. Потом поставил на место бутылку и посмотрел на тарелку — губы его дергались, он никак не мог успокоиться.
Лаксфорд принялся за телятину, которая, к его удивлению, оказалась сочной и необыкновенно вкусной.
— Лео, ешь свой завтрак.
— Я не хочу есть. У меня рот ничего не чувствует.
— Лео, я сказал, ешь.
Лео, шмыгнув носом, поддел на вилку один-единственный ломтик картошки, откусил от него едва заметный кусочек и стал жевать. Лаксфорд продолжал наблюдать за сыном.
Лео откусил еще один крошечный кусочек чипса, потом еще такой же. Он всегда умел мастерски продемонстрировать неповиновение через подчеркнутую покорность. Лаксфорд знал, что сумеет заставить его есть как положено, но ему не хотелось устраивать второй раунд публичных слез.
— Лео, — сказал он.
— Я ем.
Лео взял половинку сэндвича и повернул ее так, что часть творога и ломтик ананаса выскользнули из двух кусочков хлеба на скатерть.
— Гадость, — выпалил он.
— Ты ведешь себя, как… — Лаксфорд попытался найти подходящее слово, когда почти услышал рассудительный голос жены: «Он ведет себя как ребенок, потому что он и есть ребенок, Дэнис. Почему ты ждешь от него, что он будет таким, каким в свои восемь лет он быть не может? У него по отношению к тебе нет необоснованных ожиданий».
