— Сахра-джан, ну-ка посмотри.
Сахра-джан, она же Сахрагуль, развернула сверток, вынула буханку из полиэтилена, поковыряла — край отделился, внутри открылось пространство, в нем небольшая тыковка. Сахрагуль вынула ее, тоже прикинула на ладони, посмотрела на Длинного:
— Килограмм?
— Врешь! Что, не чувствуешь тяжести?
— Не чувствую. Моя рука привыкла считать удары сердца моего милого. — Сахрагуль положила голову Старику на плечо. — Ладно, тебя не обманешь. Вижу — полтора!
— В двух буханках три килограмма — это двадцать четыре тысячи рублей.
— Нам три тысячи. Верно? — Сахрагуль повела плечами. — Привозить, знаю, нелегко, но и сбывать, сами представляете, непросто.
— Трудностей становится больше, но и жадность ваша не уменьшается. — Длинный от голода начал злиться.
— Не волнуйся, эти деньги не пропадут, мы их копим тебе на похороны!
Обе подружки когда-то были замужем, и казалось, жизнь их будет такой, как у всех, в заботах о мужьях и детях, с обычными радостями и огорчениями семейной жизни. Но семейное счастье не состоялось, детей у них не было, и жизнь их пошла по другому руслу.
Они взвалили на себя тяжкое бремя опеки разных сомнительных личностей. Они помогали в темных делишках, и щедрое вознаграждение было для них радостью, выше которой, они считали, ничего не может быть. Первое время побаивались, что кара настигнет их, как настигала их временных мужей. Утешали друг друга: «Бросим, скоро бросим…» НО время шло, привычка и безнаказанность брали свое, все реже посещали сомнения и угрызения совести.
Они стали чуждаться друзей, подруг, соседей, замкнулись в своих стенах. Если прежде, встретив мать с ребенком, умилялись и тосковали о своей несложившейся судьбе, то теперь толкали одна другую: «Посмотри на эту дуру, она год за годом стирает пеленки. Ни радости, ни свободы…»
Так продолжалось долго, но прошло время, и прежняя тоска снова стала являться в этот дом. Чем старше становились, тем страшнее казалось будущее. Это было не раскаяние, а именно тоска, которую уже с трудом могли разогнать друзья, попойки, деньги.
Сначала каждая из них признавалась в этом только себе, потом стали изливать свои чувства друг другу. По ночам, обнявшись, чтобы не было очень страшно, обсуждали свое будущее, строили планы.
— Старые мы уже… Но лет пять еще есть, чтобы вернуть все, что потеряли, — плакала Дженнетгуль в плечо подруге.
— Чокнутая! От обглоданной кости и собаки отворачиваются.
— Что же делать? Может, кончим с этим?
