— Бернхард! Умоляю тебя, давай разойдемся без скандалов, достойно.
— Значит, ты окончательно решила развестись?
— Да.
Выражение его лица изменилось. Слезы высохли.
— Итак, ты хочешь войны? Ну что ж! Считай, что она началась.
Он вытолкал ее из комнаты и повернул ключ в двери. Марлена еле сдержала смех. Что он думал? Что она будет ломиться в дверь, посчитав запертую на замок комнату вызовом для себя? Он, видно, забыл, что реакция такого рода — прерогатива мужчин.
Она не помнила, когда проснулась, что с ней делали. Действительно ли все кончено? Она воспринимала все смутно, как через вату. Болела голова. Это была легкая боль, но достаточная для того, чтобы понять — ее голова все еще при ней. Какие-то картины происшедшего начали возникать перед ее глазами, но тоже как в тумане.
Наркоз подготавливают, вот вводят его в вену. Звякает металл, она смотрит на покрывало и говорит себе: «Марлена, через десять минут все будет кончено». Вдруг ей вспоминается статья, которую она прочитала несколько лет назад. В ней говорилось, что согласно церковным учениям средних веков человеческий зародыш мужского пола обретает душу на сороковой день после зачатия, а женского — и вовсе на восьмидесятый. А кто же окончательно проклял и запретил прерывание беременности? Ах да, какой-то Пий!
Согласно ему все зародыши, и мужские, и женские, имеют душу в первый же день зачатия. Таким образом, женщины, сделавшие аборт, в любом случае считаются убийцами. Она даже захотела рассказать об этом врачу, но внезапно ей пришла на ум кузина ее матери, побывавшая у подпольной акушерки и потом, как говорила мать, истекавшая кровью, как свинья. Марлена испугалась — она не хотела умирать. Но потом успокоила себя: этот случай произошел тридцать лет назад, в какой-то грязной подвальной квартирке. А она находится у настоящего врача, в белом халате и резиновых перчатках. Потом она ощутила укол и, уже уходя в дремотное небытие, повторила фразу, частенько вспоминаемую ею в последнее время: «Я сделаю это, даже если все вокруг меня рухнет и погибнет!»
Иоганна гладила ее руку.
— Как ты себя чувствуешь?
Марлена кивнула и посмотрела на маленький столик с двумя зачитанными журналами «Риджер дайджест». Пол был покрыт грязно-желтым ковром, в комнате пахло въевшимся в стены сигаретным дымом. Наверняка здесь бывают и мужчины, ждущие своих жен или подружек. Мужчины, которые о многом тут размышляют. Она чувствовала, верила: есть и другие мужчины, которые сопереживают, которые знают и уважают потребности женщин. Которые не бросают их на произвол судьбы ни тогда, когда делают детей, ни тогда, когда их получают, ни тогда, когда решаются не иметь их. Странно, что она об этом думает только сейчас, на больничной койке, ощущая непривычную легкость и пустоту внутри себя. Странно, что она думает о мужчинах. Прошло еще несколько минут, и она почувствовала тупую, тянущую боль в низу живота. Абразия, вспомнила она, так по-врачебному называется выскабливание. Именно так она себя и чувствовала: выскобленной, пустой, обескровленной. И спокойной.
