Мужчина не может позволить, чтобы женщина вила из него веревки. Но именно этого хотят эти современные дамочки. Вить из мужчин веревки.
— Отнюдь не все женщины, что разводятся, такие эмансипированные.
Она должна понимать, что развод с ним будет означать потерю дочери.
— Вранье, я консультировалась с юристом.
Он тоже консультировался. Кроме того, у него друг — адвокат. Он собирается пройти все инстанции и добиться, чтобы ребенка передали ему.
— Вопросы опеки не решают никакие инстанции. Они в ведении судьи, занимающегося семейными делами.
Как только они достигали этого пункта, спор превращался в ругань. Бернхард начинал кричать, что он согнет ее в бараний рог, что на самом деле ей нужна только свобода, чтобы трепаться с кем ни попадя. Что она потаскуха, и он понял это еще на том приеме, когда она повисла на этой волосатой обезьяне.
— И я докажу это перед судом. Я притащу свидетелей и расскажу о твоих попытках сделать аборт. Ты можешь забыть о праве на ребенка!
Марлена каждый раз старалась удержать себя в руках и лишь смеялась над его угрозами. Она спокойно выходила из комнаты, чтобы доказать ему, что он не смог ни испугать ее, ни выбить из колеи. Чувствуя его ненавидящий взгляд на своем затылке, Марлена казалась себе дурной, подлой и жестокой. Потому что его несправедливость исходила из его слабости и была вызвана чувством. А ее сила шла от разума.
Иоганна одолжила ей тысячу марок на аборт, потому что у самой Марлены не было достаточной суммы, да и собственного банковского счета тоже не было.
Она все еще спала в гостиной, но в ночь перед тем, как ей ехать в Зальцбург, Бернхард внезапно возник у ее кровати. Он был в одних трусах.
— Вставай!
Марлена прижалась к стене.
Он сорвал с нее одеяло и потащил Марлену в спальню.
— Это мы уже проходили, — устало усмехнувшись, сказала Марлена.
— Убери это! — приказал он, кивнув на свою одежду, в беспорядке раскиданную по полу.
Она изумленно взглянула на него.
— Убери это!
— Нет.
— Делай, что говорят! А то будет хуже.
Марлена посмотрела на лежавшие на полу тряпки и вдруг начала смеяться. Она не знала, откуда берет мужество, откуда исходит этот смех — он просто поднимался изнутри, как пузырьки воздуха.
— Ты еще большее ничтожество, чем я думала.
Она уже хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала за спиной сдерживаемые рыдания.
— Пожалуйста, Марлена, не уходи…
Он плакал. По-настоящему. Марлене стало жаль мужа. Он такой же ранимый, как и она. Его лицо… глаза… И какая разница, кто кого ранил — даже если эту рану нанес себе сам. Боль-то одинаково сильна.
