— А вон там чуть поодаль натюрморт Яна Фейта, — продолжал свои объяснения ван Девэнтер. — Это тоже одно из удачных приобретений Петра Великого, хотя его нельзя, конечно, сравнивать с полотном Рембрандта.
Однако Маргарита только мельком успела рассмотреть натюрморт, она услышала чьи-то шаги, доносившиеся из соседней залы.
— Мне надо идти!
— Не волнуйтесь. Это всего лишь придворный чиновник, которому поручено помогать мне, — попытался успокоить ее Ян.
— Но мне не хотелось бы, чтобы он застал меня здесь! Прощайте!
Она почти выбежала из залы и далее пошла через всю анфиладу, но теперь в обратном направлении, пока не добралась до мраморной лестницы и не покинула парадную часть дворца. Потом она немного поплутала, потому что не сразу нашла дорогу к своей мастерской.
А в это время где-то в бескрайних снежных просторах между Петербургом и Москвой, в санях у Екатерины случился выкидыш. Она заплакала, но не только от пронзительной и мучительной боли, но и от облегчения.
В тот же день после обеда к Маргарите пришли две русские девушки-швеи. Они были похожи друг на друга, — обе круглолицые, симпатичные, примерно одного роста, и со щеками, красными от смущения и волнения, что им придется работать вместе с приезжими француженками. Одну звали Нина, у нее были чудесные льняные волосы, другую Лиза, у этой были вьющиеся волосы каштанового цвета. Они стояли рядом в белых, сильно накрахмаленных передниках, словно пара красивых расписных матрешек, которых француженки видели недавно на местном рынке.
— Бонжур, — одновременно поздоровались девушки, они очевидно отрепетировали свое приветствие заранее. Хотя ни одна из девушек не говорила по-французски, они уже знали достаточно слов, чтобы схватывать смысл указаний Маргариты. Вскоре они уселись шить нижнюю юбку для нового платья императрицы, между тем как другие продолжали вышивать сложный узор из павлиньих перьев, имитируя их переливчатые цвета шелковыми темно-зелеными и ярко-голубыми, а также золотыми нитями.
К концу недели Нина и Лиза уже освоились в новой обстановке, их застенчивость как рукой сняло. Они тараторили, мешая русские слова с французскими, успешно осваивая иностранный язык во время работы. Как-то раз к ним заглянула Агриппина — проверить, хорошо ли стараются ее мастерицы. Заодно она привела вместе с собой двух учениц, двенадцатилетних девочек-близняшек. Девочек звали Юля и Маша, обе светловолосые, с блестевшими от любопытства глазами, они напоминали собой двух кошечек. Они должны были вдевать нитки в иголки, нагревать утюги, вытирать влажной тряпкой пол и выполнять разные мелкие поручения, одним словом, делать то же самое, что делала Маргарита, будучи ученицей у мадам Фромон. В отличие от Нины и Лизы девочек никак нельзя было бы назвать застенчивыми, наоборот, они вели себя настолько свободно, так много болтали и суетились, что Маргарита была вынуждена время от времени их одергивать. К всеобщему удовольствию и для пользы дела она вовлекла их в игру — перебрасываться русскими и французскими словами, обучаясь таким способом другому языку.
