— Добро пожаловать, очень рады вам, — снова начала мать Магды — она явно отрепетировала эту реплику и рвалась ее произнести. — Добро пожаловать в дом, в семью. Проходите, выпейте чего-нибудь.
— Очень приятно познакомиться. Зовите меня Эмилем, пожалуйста.
Они отступили в сторону и дали ему войти. Внутри царила неразбериха полумрака, из которого постепенно стали выглядывать деревянная мебель, предметы, свисающие с низких потолочных балок. Еще он заметил, что в доме пахнет: застарелые запахи живущих бок о бок людей, за многие годы улегшиеся слоями, въевшиеся в дерево — так думалось ему — до такой степени, что дом пришлось бы, видимо, сжечь дотла, чтобы убрать эту слоистую духоту: пот, дым, бытовые отходы. Вот то смутное пятно раскрашенного стекла и жести — это, наверное, икона; прежде Эмиль видел их только в музее. В дверь, заслоняя свет, ввалились другие фигуры: Магда, ее отец, старик, мужик, который хлопал его по голове. Его глаза еще не успели привыкнуть к сумраку. Мать усадила его за стол и поставила перед ним банку из- под варенья, на две трети наполненную чем-то прозрачным. Мужчины расселись напротив — мрачные, нервные судьи.
— С отцом ты уже познакомился, — сказала Магда. — Это мой дедушка, а это Саша, старший брат.
Им тоже дали по банке. Эмиль понюхал свою, стараясь, чтобы никто не заметил. Там была не вода.
— Домашний самогон, — шепнула ему в ухо Магда. — Так надо, компанию поддержать. Пей.
Эмиль, накренив банку, осторожно влил в себя глоток. Осторожность оказалась тщетной — огненный спиртовой поток побежал по его языку, со всплеском ударил по небному язычку и прожег дорожку вниз по горлу. За ожогом последовало буйное тепло, в свечении которого удалось распробовать, что же он только что проглотил. Вкус был слегка мыльный, слегка затхлый. Как бы они его там ни готовили, но самогон явно был близок к чистому спирту, гораздо крепче водки.
— Хорошая штука, — произнес он и порадовался, что голос его звучит ровно, а не комически, словно из опаленной глотки. — Выпьем, — он поднял банку из-под варенья, — за конец дороги и новые горизонты.
Слова эти прозвучали для него самого плоско и фальшиво, театрально, словно из уст какого-нибудь актера на сцене, который со своим идеальным выговором несколько переигрывает в роли столичного зятя. Но им, похоже, понравилось. Они закивали и принялись мрачно глотать из своих банок. Он тоже глотнул снова, а пока оправлялся от огненного прилива, мать сноровисто подлила ему из древней канистры, что шло в разрез с его планами. Появилась жестяная тарелка с семечками. Магда нависала над ним где-то там, сзади. Он чувствовал на шее ее насмешливый взгляд.
