Костя встал и принялся торопливо одеваться. Он молча принял деньги, которые протянула ему Люся, пересчитал, положил в свой паспорт и сунул все в карман. Покосился на хлеб, хотел отломить корочку и пожевать, но почувствовал, что это внесет какой-то диссонанс в настроение мрачной обреченности, какое сейчас выражалось всем его поведением. Он только сказал:
— Я пошел…
И сделал три шага к дверям с таким видом, с каким ступает на эшафот человек, решивший умереть достойно.
— Костя! — умоляюще окликнула его Люся.
Он молча обернулся, поглядел в страдающее лицо жены… бывшей жены, сухо спросил:
— Плацкартные или купейные?
— Лучше плацкартные, — сказала Люся, — зачем тратить лишние деньги!
— Ладно, — буркнул Костя.
Он взглянул на безмятежно спящего Николку и нырнул в дождевой поток.
Глядя ему вслед, Люся, казалось, чувствовала холодное прикосновенье дождевых струй. Она подошла к двери, и дождь теперь в самом деле брызгал ей на руки и на лицо. Это было очень неприятно, но Люся терпела. «Косте хуже, — думала она. — По какой дороге он пойдет — по улице или по берегу?» Она увидела, что Костя свернул налево. Значит, по берегу.
Надо было умыться, но пройти до умывальника под таким дождем Люся не посмела. Ей пришла в голову удачная мысль: умыться прямо под дождем. Она так и сделала, только не удалось почистить зубы.
Очень хотелось есть. Однако Костя ушел не евши, и Люся решила тоже терпеть голод. Она легла на кровать и стала смотреть в открытую дверь на дождь.
Ей представился Костя, как он идет пустынным берегом моря, до нитки промокший, а волны с ревом набегают на песок, точно выискивая жертву. Но Костя не замечает бушующего моря, он поглощен своими переживаниями. Он, наверно, уже раскаивается, что ночью был так груб с ней. Но теперь ничего нельзя поправить. Тем более что и она была груба. Море все-таки разбило их жизнь. Если бы не этот трехдневный шторм, возможно, все было бы иначе.
Люся вздохнула. «Как он будет жить один? — сокрушенно подумала она о Косте. — Он такой непрактичный. Будет ходить в неглаженных сорочках и голодный…»
Николка заворочался на раскладушке, прервав жалобные Люсины мысли. Люся знала, что сейчас он проснется, уже проснулся, вот потрет кулачками глаза и откроет их. Верно. Потер и открыл. Посмотрел на Люсю, улыбнулся. Перевел взгляд на пустую Костину кровать.
— А где папа?
Люся чуть не заревела от его вопроса. Она хотела сразу сказать сыну: «У тебя нет папы», — но не сказала. Лучше потом, в Москве.
