Тогда она жила вместе с бабушкой, матерью и дядей в маленькой комнате. Ее туда привезли ребенком из тех солнечных мест и арыков, где вместе с бабушкой и мамой отсиживались, скрываясь от пушечных раскатов войны, от взрывов поездов и разорванных тел, которые не успевали хоронить. Именно тогда, по прошествии нескольких лет после окончания войны, в десятилетнем возрасте, узнала впервые, что есть Бог, в которого верят и то, что она еврейка. В ту пору была бабушка – жилистая властная старуха, руки которой в любое время года становились красными от холодной воды. Маленькие, близко посаженные карие глазки, разделялись переносицей широкого короткого носа. Курносость придавала лицу простое незатейливое выражение, какую-то даже безликость. В общем, внешность ее типичными национальными чертами в толпе не выделялась. А глазки, именно глазки, создавали впечатление, что просверливали тебя насквозь.
Мама, грузная сорокалетняя женщина, отличалась, некой породистостью. Огромные светлые глаза оттенялись темными волосами. Раздувавшиеся крылья греческого носа, придавали скуластому ее лицу энергию и даже некую взволнованность. Из-за перенесенных мамой болезней, бабушка тянула весь дом на себе. После окончания фармацевтического техникума мама работала в отделе ручной продажи центральной аптеки Москвы. В свободное от работы время лежала на диване, а если были силы – ходила с подругами в театр.
Вместе с ними жил сын бабушки, брат мамы. Дядя работал в органах безопасности. Оттуда он ушел на фронт и туда же вернулся после тяжелого ранения под Сталинградом. Через много лет она узнала, что дядя занимался подготовкой разведчиков для фашистского тыла. Он также как и сестра был высок ростом и грузноват, но в отличие от нее, носившей на голове огромную шапку темных волос, череп его был гол и блестел на солнце. Дома девочка его почти не замечала и очень мало с ним разговаривала. Приходил он с работы поздно ночью, перед рассветом, когда она еще спала. Потом, видели дядю около шести вечера следующего дня, когда появлялся с работы. Он обедал, затем спал часа два и вновь уходил до рассвета. И так ежедневно. Жила семья на первом этаже старого московского дома в центре города в одиннадцатиметровой комнате с отдельной трехметровой кухней и отдельным тамбуром входом. Эту комнату за хорошую учебу в институте получил дядя на двоих со своим сокурсником. Еще до войны сокурсника отселили, потом, как «врага народа», посадили и во время войны отправили в штрафной батальон, где он и погиб. Об этом также девочка узнала много лет спустя, когда стало возможным говорить о таком явлении, как «враг народа». В этой комнате-квартире никаких удобств не было кроме водопровода и электричества. Но для семьи и соседей, такие «хоромы» считались неестественной роскошью, манной небесной упавшей с неба.
