Но должной духовной коррекции произведено не было, и по-студенчески лихо, нахрапом бросился новообращённый изучать самые высокие образцы глубинного внутреннего делания.
За год Леонид прочёл всю основную аскетическую литературу, благодаря хорошей памяти многое запомнил и при встрече любил цитировать наизусть целые страницы из святых отцов. Но это было очень скучно. Ведь когда за словами человека не стоит его жизненный опыт, когда сказанное им не пережито и не прочувствовано, то даже самые высокие слова теряют свою силу. Ибо нет в них энергии жизни. Кроме того, когда внешне, умственно человек "всё" знает, то переубедить его в чём-то становится просто невозможно. Ибо, как говорил апостол, "знание надмевает, а любовь назидает".
Вместе с тем и во внешней жизни Леонида произошли большие перемены. Он закончил институт и поступил работать спортивным врачом. Стал подумывать о том, как бы начать ему своё служение в Церкви.
Родители были потрясены происшедшими переменами в сыне: как это их надежда и будущая слава стал тёмным, верующим глупцом, с совершенно дурацкими, на их взгляд, ложными взглядами на жизнь, карьеру? Дома у Леонида началась настоящая брань. Особенно усердствовала мать, для которой внутреннее перерождение сына было настоящим стихийным бедствием. «Кто виноват? Где враг?» — без устали спрашивала она себя. И скоро нашла причину всех бедствий — это был я, тот человек, который совратил её сына с пути истинного. Меня надо было обличить и уничтожить. После нескольких свирепых разговоров со мной мать Лени перешла к активным действиям. Она пошла в "большой дом" на Литейном — в райком партии. «Спасите душу ребёнка!»— взывала она к партийным боссам и чекистам.
В то время я работал преподавателем в ЛИАПе, но по благословению духовника уже собирался уходить и поступать в духовную семинарию. В институте знали, что я веду научную работу, выступаю на различных конференциях, и поэтому на кафедре не удивились, когда из особого отдела затребовали мою характеристику. «Ты что, за границу собрался?»— только и спросил меня, беспартийного, парторг кафедры. «Очень может быть», — ответил я. Через месяц я ушёл из института с тем, чтобы поступить в духовную школу.
Благодаря усилиям уполномоченного по делам религии и чиновников из управления, куда ходила жаловаться мать Лёни, в семинарию я не поступил. Поработал кочегаром, затем чтецом в одном из храмов Новгородской области, опять пытался поступить в Ленинградскую духовную семинарию, но опять неудача. И только благодаря вмешательству нынешнего Патриарха, а тогда митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия был рукоположен и послан служить в отдалённый приход Новгородской области.
