Нежность и любовь переполняли ее, она поняла, что сейчас Жюль испытывает то самое наслаждение, о котором ей доводилось читать в романах, однако там никогда не описывалось, от каких именно действий мужчины это испытывают. Теперь Мари знала: от слияния тел, от странной позы, от быстрых движений и от боли, какую они причиняют девушкам.
Вдруг Жюль резким движением сдвинул ее со своих колен. Мари кое-как прикрылась пеньюаром, чувствуя, как теплая жидкость течет по ее ногам. Она торопливо обтерла ноги полами. Жюль поднялся, поправил одежду, накинул плащ, надел шляпу…
– Мне пора идти, любимая. Умоляю молчать о нашем свидании… Я сам расскажу всем, кому следует об этом знать.
Поцелуй… затем Жюль сильно сжал ее грудь – и исчез так же внезапно, как появился. Мари, честное слово, могла бы считать случившееся продолжением все того же блаженного сна, который начался еще вчера, когда бы не боль между ног и не распухшие от поцелуев губы.
Что было потом… ну, она не слишком-то любила вспоминать то, что было потом.
Вдруг открылась дверь, и вошла княгиня: как всегда, даже дома, она выглядела так, словно в любую минуту готова была отправиться на бал: полностью одета, причесана и напудрена.
– Что такое, Мари? – недовольно спросила она. – Сколько раз я говорила вам, чтобы вы не бродили до полудня неодетой! Немедленно… А это что такое?
Она с ужасом смотрела на пеньюар внучки. Мари опустила голову. В самом деле, что это? Что за красные пятна раскрасили бледно-розовый шелк?!
– У вас настали… ваши женские дни? – возмущенно вскричала княгиня. – И вы осмелились выйти в таком виде из комнаты? Да вы рехнулись! А куда смотрела Клара, хотела бы я знать?
Мари хотела сказать, что Клары она сегодня еще не видела, как дверь библиотеки распахнулась и на пороге появилась ее камеристка.
– Мадам, прошу простить… говорят, в доме был виконт де Ламар, но неужели вам не доложили об этом?
– Виконт де Ламар?! – переспросила княгиня Мещерская. – Но…
Клара посмотрела на Мари и всплеснула руками. Затем взгляд ее обратился на княгиню… А потом они оба посмотрела на Мари с выражением такого ужаса, что девушка не выдержала и рухнула без чувств в то самое кресло, где только что лишилась невинности.
Миновал не один день, прежде чем она пришла в себя. Потрясение оказалось слишком сильным. В беспамятстве она звала Жюля, говорила с ним, просила снова поцеловать ее, и таким образом то тайное, о котором княгиня и Клара могла лишь догадываться, стало явным.
