– Мадлен? Камеристке моей бабушки? Мадлен ее крестная? И что же было потом?
– Мадлен приказала позвать Франца и заявила: или он женится на Мюзетте, как и подобает поступить мужчине, который похитил невинность юной девицы, или обо всем будет доложено ее светлости княгине, и та выгонит его вон без рекомендаций. Если же Франц женится на Мюзетте, он получит за ней прекрасное приданое и сохранит место в доме княгини. Разумеется, Франц согласился. И сегодня все слуги гуляли на их свадьбе.
– Как интересно! Но ведь он не влюблен в Мюзетту!
– Какое отношение любовь имеет к супружеству, мадемуазель? – усмехнулась Клара. – Главное – брак, положение, а чувства… К тому же умная женщина всегда сумеет заставить мужа полюбить себя. В конце концов, деваться ему уже некуда. Ох, мадемуазель, я болтаю, болтаю, а ведь вам давно пора спать. Прошу меня простить, спокойной ночи.
И, схватив свечу, она выбежала из комнаты, а Мари решила, что Клара так спешит, потому что надеется успеть на свадебную пирушку. Впрочем, это ее мало интересовало. Она снова уплыла мыслями к минувшему балу и долго не могла уснуть, а когда наконец уснула, снилось ей все то же: набегающие и утихающие волны вальса, по которым она плыла вместе с Жюлем де Ламаром, красивейшим из мужчин, виденных ею. И утром Мари не могла отвязаться от этих мыслей и мечтаний, а потому, увидев его ни свет ни заря в дверях библиотеки, она сначала подумала, что видит сон наяву.
– Что вы на меня так смотрите, мадемуазель Мещерская? – произнес Жюль. – Удивляетесь, что вам не доложили о моем приходе? Но я прошел через сад, потому что не мог достучаться. Такое впечатление, что все ваши слуги еще спят мертвым сном. Прошу прощения: я нарушил ваше уединение, но мне хотелось убедиться, что девушка, с которой я вчера танцевал и о которой думал всю ночь, не призрак. Мечтал увидеть вас, снова держать в своих объятиях…
Отбросив легкий плащ, он шагнул к Мари и поднял ее с кресла.
«Что это? – подумала она. – Он хочет со мной танцевать? Здесь, сейчас? Но я не успела одеться, причесаться… на мне только пеньюар… какой ужас… хорошо, что бабушка еще не вставала и не видит, в каком виде я принимаю гостя! Она вечно бранит меня за то, что я по полдня хожу неодетая!»
Но объятие Жюля мало походило на танцевальное. Он стиснул Мари так, что она не могла шевельнуться, а в следующий миг его губы прижались к ее губам.
«Боже! Я целую мужчину? Меня целует мужчина? Меня целует Жюль! Я целую Жюля!»
