— А как, если не так? — спросил Глеб, просто чтобы не молчать.
Излишне эмоциональная речь обычно сдержанного до холодности генерала Потапчука произвела на него крайне неприятное, гнетущее впечатление. Она здорово смахивала на сердитую и абсолютно беспредметную воркотню разочаровавшемся во всем и, в первую очередь, в себе немощного старца, на трескучую апокалипсическую трепотню, которой любят без меры потчевать обывателя некоторые телеканалы — трепотню, которую не готовый к спору на узкоспециальные темы человек не в силах ни подтвердить, ни опровергнуть. С экрана телевизора грозят гигантским астероидом, который вот-вот упадет на Землю, стерев с ее лица все живое. Здравомыслящий скептик с железными нервами лишь насмешливо фыркает и переключается на другой канал, легковерный глупец бросается рыть убежище и запасаться крупой, солью и спичками. И никто не может с уверенностью сказать, кто из них прав, не располагая всей полнотой информации. А всей полнотой информации располагает один лишь Господь Бог, который делится своими знаниями крайне неохотно и далеко не со всеми. И, когда это все-таки происходит, начинается все та же привычная тягомотина: одни верят, другие нет. Да и чем, в самом-то деле, диктор кабельного телевизионного канала хуже увешанной дешевыми бусами тетки, утверждающей, что она ясновидящая в третьем поколении?
— Я уже сказал, как, — ответил на вопрос Слепого нисколько не обескураженный его скептическим тоном генерал. — И не понимаю, почему мысль о заговоре с целью совершения государственного переворота представляется тебе, офицеру спецслужб, более фантастической и неправдоподобной, чем доморощенная теория о раскинувшейся на полтора континента стране непуганых идиотов. И заметь: страна все та же, что и раньше, люди, в общем и целом, те же, но при этом все, что подпадает под определение «великий», осталось в прошлом. А в настоящем — одна срамота и погоня за прибылью.
— А также подмена истинных ценностей фальшивыми западными идеалами, — подсказал Глеб. Взятый шутливый, ернический тон казался ему самому фальшивым и неуместным. Но изменить тон означало бы признать правоту Федора Филипповича, а делать это ему до смерти не хотелось. Он знал, что, когда понадобится закрыть своей грудью амбразуру, эта почетная, но пыльная работенка автоматически, ввиду отсутствия других кандидатур, достанется ему. Он ждал этого дня с отрешенным спокойствием фаталиста, но вовсе не спешил приблизить миг, когда прозвучит команда: «Добровольцам выйти из строя!» — Все прямо-таки слово в слово по пресловутому плану Даллеса, — добавил он. — Так сказать, в полном соответствии.
