Схватив кепку, я выскочил на улицу. Долго метался по улицам, походил по бульварам, заходил в кинотеатры, да не в один-два, а в четыре-пять. Уходил, не досмотрев фильм до конца.
— Вай, мать ее… Трудное дело, братец мой, — сокрушенно вздохнул Измаил.
— Нелегкое.
— Ну а потом?
— А потом мы с Аннушкой не разговаривали две недели. Всякий раз, когда я ее где-нибудь видел, я убегал.
— А потом?
— А потом однажды вечером она внезапно ввалилась в комнату (после отъезда Си-я-у я взял к себе Керима): «Здравствуйте, ребята». Будто бы ничего не произошло. У меня лицо вытянулось. А Керим ни о чем не знает, но замечает, что я уже некоторое время какой-то нервный.
— Слушай, Аннушка, — сказал он, — что с нашим Ахмедом?
— Не знаю. Ты у него не спрашивал?
— Спрашивал, не говорит.
— Может быть, потому, что правду говорить не хочет. Не все такие любители правды, как ты. (Она коснулась моих волос.) Мы с Ахмедом проведем каникулы на даче у моей тетки. У меня через две недели начинается отпуск. А в университете начинаются каникулы, не так ли, Ахмед?
— Слушай, ты, олух, ты почему скрывал это от меня? — обернулся ко мне Керим. — Я к вам буду в гости приезжать по воскресеньям.
— Конечно, Керимушка, к тому времени и Маруся вернется из Ростова, вместе приедете. Ах да, я совсем забыла… Я ведь пришла за тобой, Ахмед. У меня два билета в Малый.
Когда мы спускались по Тверской, я внезапно остановился:
— Не пойду я в театр. И что за дачу еще ты придумала?
— Я поговорила с тетей. Она даст нам одну комнату.
— Спасибо. Я поеду на университетскую дачу.
— Шагай.
Она взяла меня под руку. Мы идем вниз по улице мимо Елисеевского гастронома. Не разговариваем.
— Ты все дуешься по тому поводу?
— Я человек восточный.
— Разве это такое большое преступление, что я провела всего лишь одну ночь с человеком, который, возможно, идет на смерть, который так крепко меня любит, который так безнадежно меня любит, что я сделала этого человека счастливым на одну ночь?
— Мы в этом вопросе не поймем друг друга, Аннушка. Отпусти мою руку.
— А ты уверен, что я спала с Си-я-у?
Я растерялся. Остановился.
— То и дело замирать на месте — тоже, видно, восточная традиция. Иди, прошу тебя.
— Так спала ты или нет?
— Хочешь — думай, что спала, хочешь — думай, что нет. Разве это имеет какое-то отношение к тому, что я тебя люблю?
— Как же не имеет?
— Я не спала.
— Ты врешь.
— Тогда спала.
— Не своди меня с ума.
— Тогда не спала.
— Так спала она или не спала, а, братец?
