. С внесением в настоящее издание «Справки о городском самоуправлении» замыкается цикл важнейших преобразований 60-х гг., и потому автор счел себя вправе слегка изменить заглавие и вместо прежнего «Из эпохи» назвать «Эпохою великих реформ».
Сознавая лучше, чем кто-нибудь, недостатки своего издания, автор ищет себе оправдания в том, что пока не имеется еще другого, полнее и лучше излагающего ход великих реформ, а потому и настоящая книга, даже в своем несовершенном виде может быть небесполезной, по крайней мере, для тех, кто интересуется духом и сущностью этих реформ.
Напоминать неустанно о великой культурной миссии, об основном смысле и гуманно-просветительном назначении великих начинаний Царя-Освободителя тем более своевременно ныне, что как будто начинает несколько рассеиваться тот чад и сумятица в понятиях, которую так долго и настойчиво старались распространять не бескорыстные апологеты не совсем еще отжившего крепостного строя, формальная отмена коего провела такую резкую черту до и после «19 февраля»[45]. Считая, и не без основания, новый суд и земство продуктом и развитием начал освободительного акта, враги его правильно объединяли в своей ненависти это наследие освободительной эпохи, ни перед чем не останавливаясь, чтобы дискредитировать его. Этим открытым врагам преобразовательной эпохи еще очень недавно довольно сочувственно вторили их бессознательные или полусознательные союзники из лагеря «складных душ», по выражению Щедрина, привыкшие плыть по течению и внимательно приглядываться к кончику общественного флюгера.
Правда, строго говоря, не имеем покамест никаких не только громких, но и вообще осязательных фактов, свидетельствующих об укреплении принципов преобразовательной эпохи; но нельзя не обратить внимания на то, что вызывающий чересчур самоуверенный тон откровенно-крепостнической публицистики как будто несколько понизился, и заметно увядающий enfant terrible ее еще весною нынешнего года без всякой видимой причины злился на то, что «того (курс. «Гражд.») лагеря прибывает»[46].
Под влиянием этих пока неясных, неуловимых, но косвенно воздействующих течений общественная атмосфера начинает как будто понемногу очищаться. Быть может, этому неосязательному влиянию следует приписать тот важный и отрадный факт, что в нынешнем 1895 г., благодаря некоторому прояснению общественного сознания, кредит суда присяжных возрос в степени, какой не замечалось давно, по крайней мере за последние 10–15 лет. Вопрос этот простой, как 2x2 = 4, ясный, как божий день, был, – со времен Каткова, ставшего в 80-х гг. из убежденного защитника суда присяжных его страстным и злостным гонителем, – так запутан, так искажен и извращен обозленными принципиальными врагами его из реакционной прессы, что не так давно грозила серьезная опасность существованию этого благодетельного творения Царя-Освободителя, водворившего правду в искони бессудной русской земле. Но стоило подвергнуть спокойному обсуждению вопрос о деятельности суда присяжных, как это было сделано в самом начале нынешнего года в известном совещании коронных юристов, созванных комиссией, пересматривающей Судебные Уставы, чтобы рассеялись туман и копоть, напущенные систематическими врагами суда совести, и чтобы светлый и благородный образ этого великого института, обгораживающего
