Через день Рус отправил Андрея, Грацию и Гелинию в Кальварион. На всякий случай они окутались защитами. Если Андрей накануне, повозмущавшись, согласился довольно быстро (не без влияния восторженной Грации), то жену пришлось уговаривать. Как обычно, взбрыкнула. То отправь меня, да отправь, а тут вдруг «без тебя — никуда!». Уговорил, конечно, и не стоит описывать как. Андрея послал не просто так, а как доверенного телохранителя Гелинии. Грация пошла «прицепом». Не разрушать же семью?
Вольмар, галатинский воин-маг, рассказал всё. Пораженный возможностями местных Хранящих, он вывалил на Максада, Рахмангула и Руса, на которого косился с нескрываемым ужасом, массу нужных и ненужных сведений. Пытать, использовать ненадежный Знак «правдивости» или ломать блок памяти оказалось без надобности, зато пришлось отсеивать важное от второстепенного.
Рахмангул не признавался себе, что боится нового зятя не многим меньше, чем пленный. На плато Шаманов это чувство возникло и в дальнейшем только укреплялось. Старался не встречаться с ним, не разговаривать, но сейчас пришлось — Рус притащил «языка», захваченного четверкой месхитинцев. Напуганного до полусмерти привел, такого, что и пытать не понадобилось. Командующий тирскими войсками старательно гнал от себя мысли, чем это он его достал. Воображение рисовало самые страшные картины. А меж тем, всё произошло гораздо прозаичней.
Когда ранним утром Рус повел галатинца в шатер к Максаду — резиденцию войсковой разведки в полевой ставке тирской армии, то просто повернулся к нему, растянул губы в зверином оскале и с леденящим душу спокойствием произнес:
— Вольмар Склизкий, если будешь врать, я тебе голову откушу.
Больше всего мастера-Текущего поразила не сама угроза, в которую мгновенно поверил, а то, что подмастерье-Хранящий[21] знает его имя и школьное прозвище среди Текущих! В память он точно не влезал. Все, воин-маг окончательно поплыл. Он и так с трудом сохранял здравость рассудка, анализируя собственное пленение и абсолютно невозможное путешествие по «песчаному лабиринту», оказавшемуся… Звездной тропой!
— И где твои обещанные этруски, Рус? — это были первые слова Рахмангула после вывода пленного. Спросил строго. Можно сказать, излишне.
Но не стоит думать об этом сорокалетнем воине, как о трусе. Он успел покомандовать сотней сарматских наемников в войне между Ренией и Вифинией, где показывал личную доблесть и изворотливый ум. Во время Великого Похода командовал всей сарматской армией и проявил себя как хороший полководец и тоже за спинами не прятался. Рус — единственная иррациональная слабость. Дошло до того, что он просил отца не назначать зятя себе в помощники, мотивируя самыми разными предлогами. Пиренгул остался непреклонен:
