Я люблю тебя | страница 40



– Что делать-то будем?

– Делать будем все.

– Не говори так, мон амур, это пошлость.

– Извини. Смущается.

– Примем ванну, погуляем по солнышку, пообедаем в какой-нибудь кафешке, пойдем в кино на дневной сеанс, приедем к тебе ужинать, а потом посмотрим новости, как весь народ этой великой страны, и ляжем спать.

– Ты останешься?

– Ну, если не надоем тебе до смерти. Быстро допиваю кофе и понимаю, что такого дня у меня не было тысячу лет.

– А куда поедем гулять?

– На Воробьевы горы, там запускают воздушных змеев, очень красиво.

Вот он, настоящий подарок, заесть вчерашнюю гадость, неотступно пялящиеся отовсюду размазанные сенбернарьи глаза, настоящим чудесным днем из счастливой молодости.

Без преувеличения – головокружительно. Плескались в джакузи, как дети, брызгались и плевались, натирали друг другу докрасна спины, фыркали от пены, заворачивались в гигантские махровые полотенца. Хохотали до упаду.

– А у тебя впервые как это было?

Я вспоминаю про Сашку, про запрет рассказывать одному мужчине про другого и с серьезным лицом рапортую:

– Мне, Ваше Величество, было тогда лет пятнадцать отроду, и один проезжавший мимо нашего замка рыцарь подкараулил меня у ручья, другие принцессы с визгом разбежались, и я пала.

– А как вы изволили лишиться того, чем мужчины вовсе не дорожат?

Ты мотаешь головой и, честно краснея, признаешься, что проиграл «это» в карты два года назад одной влюбленной дуре: «Это не я ее того, а она – меня, смешно было до ужаса, но в общем приятно».

Я расчесываю твои мокрые волосы. Смазываю твое тело миндальным бальзамом, вижу твое возбуждение и, посмеиваясь, напоминаю: «Этого у нас сегодня в программе не было».

Мы выползаем на улицу, как две полусонные бабочки, нанюхавшиеся ацетона, ты – в новой шикарной одежде, купленной мною для тебя несколько дней назад, умопомрачительно красивый, плюхаемся в мою машину, через двадцать минут оказываемся на Воробьевых горах, где за тридцать рублей берем наши первые уроки запускания змеев. Один бежит впереди, другой со змеем сзади, и, когда скорость достаточна, отпускает его, и змей взмывает в небо – твой – красный с желтыми и фиолетовыми полосками, мой – желтый, с коричневыми полосками. Твоего подхватывают воздушные потоки, и он долго парит высоко в небе, мой все время входит в штопор и плюхается на землю, как лягушка. «Эх, нескладеха, – повторяешь ты, – ну-ка, давай держи моего, подергай его за хвостик».

Это небо в воздушных змеях, как картинка из книжки китайских сказок, и твоя улыбка, мои амур, и твои развевающиеся волосы на ветру, и мои неудачи с этими яркими бумажными птицами. Господи, вот оно, счастье, твержу я про себя, фантастическое, как этот змей, пронзительное, как это весеннее голубое небо, вот оно, счастье, легкое и быстротечное, как проносящиеся сквозь нас минуты нашей жизни.