Посреди ночи я опять внезапно проснулся. Туман исчез. Очень, очень высокий небосвод, подсвеченный незаходящим Огнем, раскинулся над всей вселенной. На небесном своде иные нетерпеливые Предки уже разложили редкие костры, не в силах ждать, когда наступит бесконечная зимняя ночь, — очень уж хотелось им кушать.
Я мог бы еще поспать до сторожевой смены, но тело, не слушаясь такого решения, приподнялось, голова повернулась, а глаза посмотрели через Быструю. На том берегу черной громадой громоздился Предок. Он неподвижно стоял — видно, дремал. Мои глаза были полны любовью к нему, и он это будто почувствовал, да нет, не будто — беспокойно переступил с ноги на ногу и повернулся немного, стал виден острый черный хребет. Я люблю тебя, милый могучий бедный больной Предок, и я спасу тебя от мучений, все произойдет быстро, ты умрешь, но это будет и рождение, ты будешь самым могучим охотником в нашей орде, милый, милый. Любовь переполнила мои глаза и полилась теплыми мелкими каплями на руки.
Не разбирая уже дня и ночи, мы бежали к истокам Быстрой, к истокам жизни Предка, откуда потечет, журча его кровью, новая, неведомая жизнь. Теперь мы ели и спали когда придется, потому что очень спешили, ведь вся орда ждет нас и ужасно волнуется. И еще есть одна опасность — раздраженный незаживающей раной Предок может в любой момент уйти, и тогда ищи его, злого, измученного.
Иногда мы отдыхали днем на другом берегу Быстрой, но часто от сильнейшей усталости не могли спать, а лишь, расслабленные, дремали, уткнув головы в колени. Оставив Мастера, я делал большой крюк, переплывал Быструю обратно и осторожно подходил к Мамонту с подветренной стороны. Он терпеливо стоял, отгоняя движением ушей гнус. Однако вокруг глаз и рта, там, где нежное мясо граничило с прекрасными желтоватыми бивнями, было уже разъедено, а хобот висел, бессильный отогнать это гнусное летучее племя. Я разглядел причину его беспомощности: у самого основания носа торчал дротик. Он зашел очень глубоко, виднелся лишь кончик рукояти. Я пытался разглядеть, знак какой орды стоит на нем, чья мощная злая рука направила его полет. Напрасно: было очень далеко.
Однажды, когда я вот так любовался Предком, быстро и подло сменился ветер. А старый запах мамонтовой шкуры был смыт с меня злохитрой рекой при переправе (вот почему мы не любим все водяное).
Учуяв ненавистную вонь человечьего тела и не разбираясь, что это его ближайший родственник, зверь обрушился на меня и гнал до самой воды. Спасло меня то, что я завизжал обиженным мамонтенком и он один миг проколебался. Я прыгнул в Быструю, а он, остановившись на берегу, долго смотрел мне вслед, сожалея, что не может отплатить за тяжелую рану. Плыть он не решился — был слаб.
