— Пожалуйста, — сказал Мишка. — А я принесу твою дрель. Кстати, насчет футбола, — добавил он. — Я думаю, лучше, чтобы его заканчивал ты.
— Сам заканчивай.
— Я им больше заниматься не буду.
— И я не буду.
— Как хочешь, — сказал Мишка. — Но я его тебе отдаю.
Торопливо достав из портфеля картонную папку, он положил ее на край парты. Серёга сейчас же передвинул ее на середину. Мишка толкнул ее так, что она упала на пол.
— Чего ты кидаешься? — возмутился Серёга.
— Я с тобой не хочу разговаривать, — сказал Мишка. — Убежать из патруля, по-моему, мог только подлец.
Сергей побледнел и сказал сквозь зубы:
— Может, выйдем?
Мишка заколебался. Потом он усмехнулся и сказал:
— Тебе, кажется, известно, Иванов, что из-за таких вещей я никогда не дерусь. Мы тебя обсудим на комсомольском собрании.
Мишке явно хотелось подраться. Но он считал, что есть вопросы, которые неправильно решать кулаками.
В следующую секунду Серёга, наверное, начал бы драку. Но Кобра поспешно вскочил и, оттирая его, сказал мне:
— Гарька, ты вчера правильно говорил, что Геннадий Николаевич — неопытный педагог.
(Вчера, возвращаясь из секции, мы долго обсуждали нашего классного. После того как Званцев побил его, мы окончательно разочаровались в Геннадии Николаевиче.)
Я понял, что Костя хочет предотвратить драку, и с охотой поддержал его.
— Посудите сами, ребята, что он за педагог! — сказал я. — Окончил школу, а в какой вуз идти — все равно. Поскольку он все-таки спортсмен, его приняли в педагогический. Могли принять и в медицинский.
— Дурак! — с раздражением сказал Мишка.
Я усмехнулся и пожал плечами.
— Беда Геннадия Николаевича, — продолжал я, — в том, что он слишком прямолинеен. И слишком требователен к людям. Нужно быть помягче, попроще. Начитался учебников в своем институте. Думает, что педагогику можно выучить, как таблицу умножения.
Мишка уставился на меня с такой злостью, что кто-то из ребят смеясь предложил:
— Вы стыкнитесь.
Это предложение было настолько неожиданным, что я растерялся и сунул в карманы руки, чтобы не было заметно, как они дрожат.
— Он струсит, — язвительно сказал Мишка.
— Ничего я не струшу, — прерывающимся голосом возразил я.
Что я мог еще сказать, когда рядом стояла Аня?
— Нет, — подумав, проговорил Мишка, — Драться я с ним не буду. Он слабее.
— Почему это я слабее? — возмутился я, испытывая одновременно и облегчение и обиду.
— Обожди, Гарик, — вмешался Серёга, который не сводил глаз с Мишки. — Ты не слабее. Ты неопытнее. Я стыкнусь вместо тебя. Будешь со мной, Сперанский? Не из-за патруля. Из-за Геннадия.
