На следующий день Серёга зашел за мной, и мы вместе пошли в школу. Как только мы очутились на лестнице, я спросил:
— Деньги достал?
За разбитое стекло мы должны были сто рублей. Геннадий Николаевич, который после проигрыша был очень расстроенный и злой, заплатил за нас и сердито сказал:
— Учтите, каждый из вас должен мне по двадцать рублей.
Он говорил с нами таким тоном, будто мы виноваты, что его нокаутировали. Не так уж много тренировок он из-за нас пропустил, в конце концов!
Тогда я даже обрадовался, что все кончилось так мирно. Но уже ночью я забеспокоился: где же достать деньги?
— Чепуха, — беззаботно сказал Серёга. — Думать еще об этом!
— Ты вообще-то отдавать собираешься?
— Заработаю и отдам. Законно.
— Где ж ты заработаешь?
— Я в Москве всегда заработаю. Штепсель поставлю, табуретку починю, чемодан поднесу.
Я почувствовал к Сергею самое настоящее уважение.
— Сережа, а где мне заработать деньги? — искательно спросил я.
— Зачем тебе? У мамаши возьми.
— Нет! — сказал я категорически. — Хочу сам. Только я ничего не умею делать.
— Ладно, — сказал Серёга. — Что-нибудь придумаем. Не боись.
Все в классе уже знали, что Званцев вчера нокаутировал Геннадия Николаевича.
Когда мы вошли, ребята осаждали Гуреева и Синицына, требуя, чтобы они рассказали все подробности. Синицын устроился на месте Борисова, рядом с Гуреевым. И они в два голоса рассказывали, что наш классный умеет только зазнаваться и что Званцев разделал его под орех.
Услышав это, Костя Борисов, пересевший на парту к Мишке Сперанскому, закричал через весь класс:
— Не ври, Синица! Он случайно открыл челюсть, а твой Званцев его и тюкнул.
Серёга подошел к своей парте и сказал Борисову:
— Ну-ка, Кобра! С моего места, как с соленого теста!
— Извини, пожалуйста, Иванов, — ледяным тоном сказал Мишка. — Мы с Костей решили сесть вместе. Он уступил свое место Синицыну, а ты, если хочешь, можешь устроиться рядом со своим другом Верезиным.
— Ты что, — спросил Серёга, — опупел?
— Ты ошибаешься, Гуреев, — не обращая на него внимания, оказал Сперанский. — Геннадий Николаевич никогда не зазнается. Конечно, он не слабее вашего Званцева.
Серёга стоял, исподлобья глядя на Мишку. Потом он полез в карман и, достав два обломка расчески, положил их перед Мишкой.
— Она немного сломалась, — сказал он мрачно. — Извини, я после склею.
— Я сам склею, — сказал Мишка. Он полез в портфель. — Кстати, возьми свой транспортир.
— У меня две твои книги, — сказал Серёга. — Я завтра принесу.
