Геннадий Николаевич же хоть и говорил нам «ты», но, безусловно, считал нас взрослыми.
Нам с Серёгой сразу стало ясно, почему Мишке так понравился Геннадий Николаевич. Но мы не стали с ним спорить. Ведь наш классный был прежде всего замечательным боксером.)
Потом мы заговорили о Гурееве. Я сказал, что вещи все-таки еще имеют огромное влияние на людей и что это очень горько. Ведь мы новое поколение. Нам жить при коммунизме. Некоторые из нас меняют свою гордость на американские карандаши с ластиком. На месте Гуреева я бы не взял этот карандаш хотя бы из самолюбия.
— Вот, вот, — добродушно сказал Мишка. — Вечно ты суешься со своим самолюбием. Я бы на месте Гуреева не взял этот карандаш из принципа. Принцип — это важно. А большое самолюбие — это даже недостаток. Как у тебя, например.
(Может быть, большое самолюбие и недостаток. Но, во всяком случае, это недостаток сильного человека. Поэтому я охотно согласился с Мишкой.)
— Сам знаю, — сказал я. — Только как исправиться?
— Правильно, — сказал Мишка, — у меня тоже так бывает. Понимаешь свою беду, а как исправиться, не знаешь. Мы сейчас вместе подумаем. Хочешь?
Я сказал, что хочу, и несколько шагов. Мы шли молча, придумывая, как мне исправиться. Серёга вдруг засмеялся и сказал:
— У моей мамаши есть такая книга. «Библия» или «Евангелие», как она там называется. Одним словом, «Христос воскрес». Там сказано: если тебя по правой щеке лупят, подставляй левую. Гарька, хочешь попробовать?
— Вечно ты не вовремя шутишь! — рассердился Мишка. — Серьезным же делом занимаемся. Слушай, Гарик, а может, мы над тобой смеяться будем?
— Нет, — поразмыслив, сказал я. — Не подойдет. Я разозлюсь, и мы поссоримся. У меня очень вспыльчивый характер.
— Ишь какой хитрый! — сказал Серёга. — А ты не обижайся. Мы тебя будем обижать, а ты не обижайся. Это ведь нелегкое дело — перевоспитаться, друг мой. Тут законная тренировка нужна.
— Об этом я не подумал, — честно сказал я. — Правильно.
— Не бойся, мы тебя не зря будем обижать, — сказал Мишка. — Мы будем говорить только правду. Неприятную. Сможешь?
— Конечно, смогу, — гордо сказал я. — Начинайте.
Мы остановились возле ворот нашего дома. Я незаметно усмехнулся, потому что решил читать про себя стихи, пока Мишка с Серёгой будут говорить про меня неприятности. Но они молчали.
— Ничего в голову не лезет, — засмеявшись, сказал Серёга. — Трудно так, по заказу.
— Не мешай ты! — сердито сказал Мишка. — Гарик, я начинаю.
