— Начинай, — решительно сказал я и стал читать про себя: «О подвигах, о доблести, о славе я забывал…»
— Слушай, — сказал Мишка, — я не верю, что ты дрался с Перцем.
Я похолодел. Стихи моментально вылетели у меня из головы.
— Ты же сам видел, — запинаясь, сказал я.
— Ну видел. Я сегодня целый день думал. Странно, что ты мог побить Перца. Да еще трех парней.
— Я же в бешенстве был! — с отчаянием крикнул я.
— Во-первых, так не годится, — мягко сказал Мишка. — Ты обижаешься. А потом, вот Серёга часто дерется. И я иногда. Разве бывает, чтобы ни синяка, ни царапины? — И он машинально потрогал пластырь под глазом.
— Верно, — задумчиво сказал Серёга. — Как это мне в голову не пришло?
— Что вы ко мне пристали! — чуть не плача, крикнул я. — Человек первый раз в жизни героизм проявил, а вы смеетесь. Вы просто циники, вот что!
Серёга сейчас же вспыхнул:
— Что ты сказал?
— Ничего, — ответил я, немного струсив.
— За такие слова можешь свободно заработать.
— Серёга, — недовольно сказал Мишка. — Так ничего не получится. Дело делаем или дурака валяем?
— А чего он про циников? — огрызнулся Серёга. — Я циников давил, давлю и давить буду. Ты знаешь, что такое циник?
— Ты не циник, а шут гороховый. С тобой каши не сваришь. Мы Гарика перевоспитываем или что? Он тебе подъезды мыть помогал? А как ему помочь, ты дурака валяешь!
— Чего ты меня вашей помощью попрекаешь? И без вас обойдусь.
— Да не попрекаю я тебя, дурак!
— Сам дурак! Живешь у отца за пазухой.
Мишка грозно посмотрел на Серёгу и, не сказав ни слова, быстро пошел прочь. Проводив его взглядом, Серёга сплюнул и пошел в другую сторону.
Меня охватил панический ужас. Трудно даже себе представить, что произойдет, если ребята узнают правду об истории с Перцем! В классе меня засмеют. Из комсомола исключат (вполне могут исключить за вранье). Родители тоже никогда не простят мне, что солгал. Может быть, даже выгонят меня из дома.
Я останусь один, всеми презираемый и никому не нужный.
Все это может произойти очень просто. Стоит Мишке с Серёгой где-нибудь в углу поприжать Перца, и он, конечно, выдаст меня.
Только один человек может меня спасти — Марасан! Я отдал бы все, что у меня есть: книги, старый офицерский кортик, который подарили мне в прошлом году, шахматы, вечное перо — все, решительно все я отдал бы, лишь бы Марасан оказался дома. Правда, я побаивался заходить в его квартиру. Если бы отец Марасана, наш управдом, увидел меня, он сейчас же рассказал бы об этом маме.
