Мне было неясно, чего ждет директор. Почему он сам не выгонит Гуреева из класса?
— Ну, что же, будем молчать? — веско сказал Геннадий Николаевич. Он подошел к окну, постоял, смотря на улицу, и нетерпеливо спросил: — Долго еще вы будете молчать?
Кто-то хихикнул. Заскрипели парты. Нам постепенно делалось весело. Еще минута — и в классе начали бы откровенно смеяться. Нужно было принимать срочные меры.
Видимо, почувствовав это, Мишка Сперанский показал кулак сидевшему с невозмутимым видом Гурееву, шумно вздохнул и поднялся.
— Геннадий Николаевич, простите, — сердито проговорил он.
Отмахнувшись от Сергея, который тянул его за гимнастерку, Мишка вызывающе повторил:
— Это я подсказал. Простите.
Геннадий Николаевич живо обернулся.
— Ага! — сказал он с облегчением. — Нет, Сперанский, не прощу. Двойка. — И торопливо пошел к столу.
Это было просто нечестно. Даже если бы Мишка и в самом деле подсказывал, все равно он не заслуживал «пары»: он же сам признался.
Я представил себе, что станет твориться у Сперанских, когда там узнают про эту двойку. Мишка еще ни разу в жизни не получал плохих отметок.
Вдруг Серёга вскочил со своего места и громко заявил:
— Геннадий Николаевич, Сперанский врет! Это я подсказывал.
— Брось свои фокусы, Иванов, — открывая журнал, проговорил Геннадий Николаевич.
— Честное слово же! — с отчаянием крикнул Серёга. — Что вы, мой шепот не узнали?
Тут я тоже не выдержал.
— И не Сперанский и не Иванов, — сказал я, поднимаясь. — Вячеслав Андреевич видел кто.
Гуреев побледнел и угрожающе посмотрел на меня.
Костя Борисов, который сидел рядом с Гуреевым, сейчас же встал и решительно сказал:
— Это я подсказывал.
Геннадий Николаевич, так и не поставив отметки в журнале, бросил ручку на стол. Она покатилась и упала на пол. (Лариска Деева некстати проговорила: «Геннадий Николаевич, у вас вставочка упала».)
— Может, еще кто хочет сознаться? — угрожающе спросил классный.
Теперь терять было уже нечего. Несколько человек молча поднялись из-за парт. Даже Валька Соломатин встал.
Директор, который сидел рядом с ним, посмотрел на Вальку снизу вверх и весело сказал:
— Я что-то не слышал, чтобы ты подсказывал.
— Учителя никогда не слышат, — без всякого смущения возразил Валька. — Геннадий Николаевич, это вправду я.
— Садитесь, — устало сказал Геннадий Николаевич и сам тоже опустился на стул.
Аня Мальцева, подобрав упавшую ручку, осторожно положила ее перед Геннадием Николаевичем.
— Вот, — негромко проговорила она.
