— К гипотенузе, — уныло повторил Синицын.
— Так, — сказал Геннадий Николаевич, с отчаянием посмотрев на директора. — Молодец!
— Так, — по инерции повторил Синицын и покраснел.
Вдруг Серёга поднял руку.
— Что тебе, Иванов? — мрачно спросил классный.
— Геннадий Николаевич, — вскочив, заявил Серёга. — Я вас забыл предупредить: Синицын у нас вообще двоечник.
Геннадий Николаевич секунду рассматривал Серёгу, будто любовался им.
— Спасибо за информацию, — язвительно сказал он. — Садись! — Он снова повернулся к Андрею. — Синицын, что такое котангенс?
Андрей умоляюще уставился на кого-то из ребят и пробормотал:
— Сейчас…
В классе стояла абсолютная тишина. Было отчетливо слышно, как скрипят модные, остроносые ботинки Геннадия Николаевича, который расхаживал от окна к двери. Вдруг мы услышали тихий, осторожный шепот:
— Прилежащего к противолежащему…
Я оглянулся, ища глазами негодяя, который не мог подождать с подсказками до следующего урока. Но шепот тотчас утих. По лицам ребят невозможно было угадать, кто нарушил порядок. Однако Вячеслав Андреевич, когда я встретился с ним взглядом, укоризненно покачал головой и показал глазами на Гуреева.
— Котангенс, — повторил у доски Синицын, жалобно глядя на Сашку. — Котангенс — это прилежащего… сейчас…
— Что сейчас? — страдальчески спросил Геннадий Николаевич.
— Прилежащего… — промямлил Синицын.
Сашка Гуреев, делая вид, что изучает свою тетрадь, проговорил вполголоса:
— Отношение прилежащего катета.
Внезапно мне стало ясно, почему Сашка подсказывает. Я чуть привстал и — конечно же! — увидел на его тетради американский карандаш с ластиком (этот карандаш давно нравился Сашке. Он даже пытался выменять его у Синицына).
— Кто подсказывает? — резко спросил Геннадий Николаевич.
Мы замерли. Целую минуту в классе было тихо. Любой педагог удовлетворился бы нашим молчанием и продолжал бы урок. Но Геннадий Николаевич грозно повторил:
— Я спрашиваю, кто подсказывает?
Неужели он действительно думал, что виновник признается?
— Хорошо же! — сказал Геннадий Николаевич, садясь за стол и раздраженно захлопывая журнал. — Будем ждать, пока вы не признаетесь. А ты, Синицын, садись. Плохо.
Мы по-прежнему молчали, прилежно глядя на классного. Андрей, которого пнули сзади, когда он усаживался за парту, даже не пикнул.
Геннадий Николаевич достал из портфеля свой блокнотик, но, так и не раскрыв его, вскочил и принялся ходить по классу. На Вячеслава Андреевича он старался не смотреть.
