— Это было до того, как армия Джорама спуталась с бахаистами, — напомнил Набил.
— И что же это меняет?
— Это все меняет, мой самовлюбленный друг, сидящий в тиши и безопасности свое малюсенькой кухни. Что, если люди Джорама будут убеждены, что скоро начнется война? Они же дважды подумают, прежде чем допустить реформистов в правительство. Когда доходит до драки, люди чувствуют большую безопасность, когда делами занимаются докси. Только партия ортодоксов знает, как вести джихад.
— Клянусь Христом, Набил, брось-ка эту тему, пока шары твои не лопнули. Что так вытаращился?
— Ну, мы еще поглядим, поглядим.
Оба замолчали, а девочка продолжала изучать незнакомые знаки. Вперед, назад, по одному за раз, они не имели смысла без объяснения. В мужском письме чересчур много букв. Одна мысль изводила ее: что если вдруг книжечка написана вовсе не мужским письмом? Что если она на языке имантов?
— Джихад, — сплюнул Онан. — Что ж, докси просто обожают это древнее проклятие.
— Это верно.
— Не могу себе представить, что люди снова купятся на это. Последняя священная война докси была просто чертовой кровавой кашей. Разве ты сам не помнишь? В каждой семье носили траур.
— Верно.
— И многие другие тоже вспомнят, друг мой. Докси кончены. Считай, это просто записано на скрижалях.
— Считай, записано, — передразнил Набил. — Почитай-ка мне из своей гадательной книжечки, пуховерт.
— Набил, я видел ужас джихада только на экранах. А мой отец сам побывал на войне и рассказал мне кое-что гораздо похуже того, что дошло до экранов новостей. Своих проклятых муджахединов докси заставляли совершать жестокость за жестокостью, пока сама армия не восстала, не атаковала фанатиков и тем положила конец войне. Думан Амин тоже был там. Он тебе расскажет. Или спроси Джамила. Он был сержантом Думана.
— Многие не помнят эту войну, Онан. Только это я и говорю. Выросло целое новое поколение.
— А как же история, Набил? Как же память?
— История мертва для тех, кто не прожил ее, а в политике аккуратная память не является инструментом получения дохода. Наоборот, это орудие соглашательства, шантажа и выгоды. Тьма народу вообще ничего не помнит, а другая тьма помнить не желает. Именно ими воняет в воздухе. Именно они на днях приведут Тахира Ранона к власти.
— Набил, ты беспокоишься больше, чем какая-нибудь старуха о продовольственных карточках.
— А как насчет того муллы с хлюпающим носом, кто был на кафедре в прошлый праздник Адонаи?
