— Ха! Вы думаете, им от этого тоже станет лучше?
— Не имею понятия. Но не вижу, как им это может повредить.
Он осмотрелся в комнате, разглядел стены, потом поднял вопросительно брови:
— Матисс?
— Им нравится Матисс. Или, скорее, мне кажется, что им нравится Матисс. Не спрашивайте меня, почему, преподобный. Я не знаю ни черта. Я делаю так и делаю этак. Я разыскал кресла, и мне кажется, что они им нравятся. Я говорил, что они умирают, но я могу в этом сильно ошибаться. Они же не отсюда. Они же не кошки и не собаки, они совсем не такие животные, как мы. Я пытаюсь держать их в покое и уюте, но, может быть, они совсем не в покое, может быть, им больно. Может, я их мучаю все это время, сам того не желая. Может, они вторгаются на Землю с плохими намерениями, и я единственный, кто делает это возможным, а в следующие десять лет все эти мертвые чужаки захотят вернуться к жизни и завоюют наш мир…
Он вслушивался в мою речь с лицом спокойным и серьезным.
— Да, тяжело не знать, поступаешь ли ты правильно, не так ли? Я не думаю, что кто-нибудь из нас это вообще знает. Мы делаем все, что можем, и молимся, чтобы из наших дел получилось больше добра, чем зла. Но нам остается только верить, что Бог видит все, все в конце концов разберет и простит нас, если мы поступали дурно.
Я отвел глаза:
— Я не верю в бога, не обижайтесь.
— Я не обижаюсь, Велли.
— Хорошо. Скажите, что у вас с ухом? Я видел вас по телевизору, вы кормили бродяжек с кошелками. И я вас узнал по этому уху.
— Родовая травма. У моей семьи не было денег на пластическую операцию. — Он пожал плечами. — Я ходил с длинными волосами, чтобы скрыть его, но теперь оно меня больше не беспокоит. Честно говоря, она даже помогает мне в работе. Ведь люди несут в церковь собственные страхи. Они несут те раны, которые хотят излечить, но они и стыдятся их тоже. А когда они видят мое уродство, им становится легче.
— Согласен, — сказал я. У Нэнси Энн тоже был маленький шрам высоко на внутренней части левого бедра. Он тоже остался с рождения, как ухо Хамфриса. Но у Джебидии не заняло слишком много времени, чтобы увидеть его, не так ли?
В этот момент со всплеском умер второй огурец, и мы с Хамфрисом чуть не подпрыгнули от неожиданности. На сей раз Хамфриса не вырвало, он снова встал на колени, еще раз перекрестил огурец и снова забормотал. Когда он закончил, я подобрал второй пакет с соусом и положил в угол рядом с первым, с тем, что я швырнул в берлогу из гостиной, а потом мы с Хамфрисом снова уселись ждать, пока в подливку не превратится третий огурец. Теперь еще минут пять, не больше.
