Я посмотрел на часы. У нас оставалось максимум минут двадцать пять до того, как остальные уйдут на соус, если они уже не ушли. Я не знал, что нашло на того, кто забежал в гостиную. Может, он был свихнутый или больной, иди огурцы начинают пробовать на мне какие-то новые хитрости, и в этом случае я не могу рассчитывать ни на что.
— Я не знаю, живы ли еще остальные, — сказал я. — Они могли пойти на с… могли умереть, пока мы были здесь. Когда они так поют, это значит, что очень скоро они умрут. Поэтому сейчас они могут выглядеть, как тот первый. Я просто предупреждаю вас.
— Благодарю, — сказал он. — Думаю, теперь мне не станет дурно.
Поэтому я повел его в берлогу. С нагревателями там довольно жарко, но так нравится огурцам. Я все еще держал при себе ружье на случай, если Хамфрис попробует что-нибудь выкинуть. Два других огурца еще оставались твердыми. Я никогда прежде не брал ружья в берлогу и немного тревожился, как они на это отреагируют, не начнут ли снова дрожать, но они, похоже, даже не заметили.
Было видно, что у Джима Хамфриса есть план. Он не обратил внимания ни на что в этой комнате, кроме двух твердых огурцов. Он сразу встал на колени, начал бормотать и поводить руками над водой в ведерке. Потом он окунул руку в воду и вывел на каждом огурце знак креста — что было чертовски храбро, в самом-то деле, потому что у меня заняло несколько месяцев, чтобы просто без опаски дотрагиваться до них, но, думаю, он видел, что со мной все в порядке после того, как я брал одного в руки — и забормотал что-то.
— Ну надо же, — сказал я, не зная, восхищаться, или испытывать отвращение. — Сказали, что вы приветствуете всех чужестранцев как Христа, а тут пытаетесь изгонять дьявола…
Он, явно раздосадованный, поднял на меня глаза.
— Совсем нет. — Потом он посмотрел застенчиво: — Это обряд спешного крещения. Хотя в чем-то оба обряда схожи.
Он перенес тяжесть тела на пятки, встал и спросил:
— А теперь что?
Я пожал плечами:
— Теперь ничего. Теперь им осталось, — я взглянул на часы, — минут пятнадцать.
Он тоже посмотрел на часы:
— Я подожду здесь вместе с ними? Приемлемо?
— Почему бы и нет? — ответил я. Он кивнул и уселся на пол, а я примостился на одно из пятнистых кресел. — Один вопрос, преподобный. Вы сами это сказали. Если все чужестранцы уже как Христос, зачем их крестить?
Хамфрис улыбнулся:
— Из вас вышел бы теолог. Хороший вопрос. В основном, потому, что это все, что я могу сделать и знаю, как сделать, да и сам после этого чувствую себя лучше.
