— Прошу садиться, — сказала она.
В комнате стояла невыносимая жара. Заляпанные грязью окна были закрыты, но я различала звуки шагов и сигналы мотоциклов на улице. Хозяйка набрала в чайник воды и зажгла плиту. От этого в комнате стало еще жарче, и, когда старуха смотрела в другую сторону, я быстрым движением поднесла к лицу носовой платок, чтобы ощутить запах чистоты, исходящий от недавно выстиранной материи. Я осмотрелась по сторонам, пытаясь увидеть, есть ли здесь ванная. Мне было непонятно, как, живя в такой грязной комнате, этой женщине удавалось выглядеть весьма опрятной.
— Как много людей страдает, — пробормотала старуха. — Нет такого человека, который бы не потерял кого-нибудь из близких: родителей, мужа, сестру, брата, детей. Я пытаюсь помочь, но их слишком много.
Когда вода закипела, хозяйка налила ее в надтреснутый заварочный чайник, поставив его и две чашки передо мной.
— Ты принесла что-нибудь от нее? — спросила она, наклоняясь и поглаживая меня по колену.
Достав из кармана платок, я развернула его и выложила содержимое на стол. Старуха впилась глазами в ожерелье. Она подняла украшение и покачала перед собой, не сводя с него завороженного взгляда.
— Нефриты, — задумчиво сказала она.
— Да, и золото.
Она подставила вторую руку и опустила на нее ожерелье, словно пробуя его на вес.
— Оно изумительное, — вымолвила она. — И очень старое. Сейчас таких украшений уже не делают.
— Да, изумительное, — согласилась я и вдруг вспомнила, что отец говорил то же самое. Мне было три года, и мои родители вместе со мной отправились к друзьям в город праздновать Рождество.
— Лина, Аня! Идите скорее сюда! Смотрите, какое красивое дерево! — звал нас отец. Мы с матерью бросились на его крик в комнату и увидели, что он стоит рядом с гигантской елкой, каждая ветка которой была украшена яблоками, орехами и свечками. Мать взяла меня на руки, а я своими маленькими, липкими от имбирного пирога пальчиками потянулась к тому самому ожерелью на ее лебединой шее.
— Смотри, как ей нравится это ожерелье, Лина, — заметил отец. — На тебе оно смотрится изумительно.
Мать — она была в белом кружевном платье и с цветком омелы в волосах — передала меня на руки отцу, чтобы он поднял дочь повыше, где на самой верхушке елки красовалась стеклянная снежная королева.
— Когда она подрастет, я подарю его ей, — сказала мать, — чтобы она никогда не забывала нас.
Я повернулась к старухе.
— Так где она? — спросила я.
Гадалка сжала руку с ожерельем в кулак. Прошло какое-то время, прежде чем она заговорила:
