Белая гардения | страница 11



Я ойкнула, мать посмотрела на меня и осеклась. Она дрожала, однако не только от возмущения, но и от страха перед тем, чего могла стоить нам ее несдержанность.

Генерал с безучастным лицом продолжал сидеть, положив руки на колени. Я не могла понять, то ли он рассержен, то ли просто задумался. Кисточка лежала на татами, и под ней расплывалось чернильное пятно, похожее на рану. Через какое-то время он запустил руку в рукав кимоно, извлек оттуда фотографию и протянул ее мне. На снимке я увидела женщину в черном кимоно и девочку с завязанными на макушке волосами. Ее темные глаза походили на глаза оленя. Судя по всему, она была примерно одного возраста со мной. Женщина смотрела немного в сторону. Ее волосы тоже были стянуты в пучок, а поверх закрашенного белилами рта узкой полоской выделялись нарисованные губы, но это не могло скрыть их природную полноту. Выражение красивого лица казалось серьезным, но что-то в повороте головы выдавало совсем другое настроение, будто мгновение назад ее рассмешили, но это не попало в кадр.

— Я оставить дома в Нагасаки маленькая девочка с матерью, но без отца, — сказал генерал. — И ты маленькая девочка без отца. Я должен о тебе заботиться.

С этими словами он поднялся, поклонился и вышел из комнаты. Мы с матерью, разинув рты, остались на месте, не зная, что и подумать.

Каждый второй вторник на нашу улицу приходил точильщик ножей. Это был старый русский с лицом, покрытым сеточкой морщин, и печальными глазами. У него не было шапки, поэтому он согревал голову тем, что наматывал на нее какие-то тряпки. Санки с прикрепленным к ним точильным колесом тянули две немецкие овчарки, и, когда мать и соседи собирались в очередь, чтобы наточить свои ножи и топоры, я играла с собаками. В один из вторников Борис подошел к моей матери и шепнул ей, что наш сосед, Николай Боткин, пропал. На секунду лицо матери окаменело. Потом, тоже шепотом, она спросила:

— Японцы или коммунисты?

Борис пожал плечами.

— Позавчера я видел его в парикмахерской в старом квартале. Он слишком много говорил. Начал, понимаете ли, рассказывать, что япошки проигрывают войну и скрывают это от нас. На следующий день, — понизив голос, произнес Борис, — он исчез. Как будто и не было никогда. Его подвел слишком длинный язык. Невозможно угадать, на чьей стороне человек, который сидит рядом с тобой. Даже некоторые русские хотят, чтобы победили самураи.

В этот миг раздался громкий крик «Ка-за-а-а!» и распахнулись гаражные двери. Оттуда выбежал человек. Он был совершенно голый, если не считать повязки на голове, которая была натянута на самые брови. Только когда он плюхнулся в снег и принялся радостно барахтаться в нем, я поняла, что это генерал. Борис попытался закрыть мне рукой глаза, но в щели между пальцами я видела съежившийся член генерала, болтавшийся между ног. Я была поражена.