Дубинин же как ни в чем не бывало позвонил на следующий день, справился о здоровье. Проявил мужскую солидарность… По-настоящему свободный человек – отлично видит условность всяческих установлений.
«Дубинин-то всегда относился ко мне честней и человечней, чем я к нему.
И почему я всегда держусь на дистанции с теми, с кем по большому счету стоило бы сблизиться? С людьми дубининского калибра…»
Вопрос требовал сосредоточения, тем более что с английской литературой было покончено. Мурат пошел в ванную, замочил тряпку в тазике и вернулся в кабинет. Не раздеваясь, лег на диван, закинул руки за голову…
«Но ведь и Дубинин всегда движется по собственной траектории, держась на расстоянии, и немалом, от иллюзорного центра.
Одинок ли он?
Я вот абсолютно одинок.
Принципом стало нежелание слиться с реальным миром…
Ноль контакта.
Ни любви, ни даже активной ненависти. А ведь ревность, зависть, ненависть – это тоже связь…
Не схожусь ни с кем… Нет ничего страшнее, чем стать зависимым. Слишком слаб я, чтобы противостоять чужому влиянию…
Мазохист я, что ли?
Откуда эта нужда в унижающем меня эталоне, в субституте Аллаха? Все равно на моем горизонте то и дело появляется тот, кто дразнит своим стилем жизни, смелостью, раскованностью.
Это зависть? Нет, признание эталона, на который я не тяну.
Марфа… Как же она меня раздражает…
Хорошо быть импотентом!
Животная потребность в женщинах… Научиться бы совсем обходиться без их дыр…
Без приятелей, даже бывших…
Без родственников, по которым, честно говоря, никогда не скучаю.
Помню разве что жену и дочку с приплодом. Но они – не другие, они – часть меня…»
Филипп встал по будильнику. В шесть утра. До лекций хорошо бы закончить колонку для московской газеты – вел там экономический ликбез. На поденщину, то есть на понедельщину, согласился ради стабилизации семейной экономики и чтобы не затупилось чувство юмора: в жизни-то смеяться было совсем не над чем.
В ноябре Дашка заболела воспалением легких. Из-за антибиотиков – капельницами, уколами и в таблетках – иммунитет почти на нуле. Как только кто-нибудь рядом чихнет – она начинает кашлять. Две-три недели. На первом же курсе брать академический отпуск? Обошлось только потому, что они с Марфой на это время стали дочкиными ногами: таскали книги из университетской библиотеки, тетрадки с лекциями от однокурсников… На экзамены возили на такси. Туда и обратно. После сессии – в Египет. Пишет, помогает, но тревога-то въелась.
