«А я… – тряхануло Мурата. – Меня прямо засасывает все, что лишает спокойствия. Что давит, угнетает, свербит. Не чувствую за собой права на нормальную жизнь».
– Молодчина ты, Федор! – вырвалось у него тогда.
Похвалил, и Дубинин тут же зовет к себе. На американцев. Из Стенфордского университета, куда он ездил на полгода – поработать в тамошней библиотеке.
– Приходи с дочкой. Ребята молодые, ей будет интересно.
Умеет же Федор ловить момент! Все его нынешнее благополучие – это не столько триумф таланта от Бога, сколько успех расчетливого продюсера.
…Перед тем как сесть за жратву, вышли на балкон. Бабы курили, а Дубинин почему-то принялся комментировать заурядную в общем-то картинку: облезлая собака распластана подле вон того тополя. И не поймешь даже, жива ли.
Тут его Зоя позвала всех к столу. Часа два ели-пили.
Мурат редко ходил в гости, поэтому и меню запомнил. Молодая картошка под укропчиком, селедочка под шубой, пирог с осетриной… От одного перечисления слюнки текут. Хозяева постарались.
Иностранцев все тогда очень уважали.
Перед чаем снова вышли на балкон. Дубинин перегнулся через перила, высматривая что-то в темноте, и вдруг с непонятным азартом оповестил: «Убежала!» Про кого это он? А, все про ту же собаку… Как про женщину…
Дочь болтала по-английски с ровесниками-студентами. Дубинин хладнокровно сосредоточился на профессорше, и Мурат, почувствовав себя посторонним, вступил в поединок с многослойным куском домашнего «Наполеона». Но как только расправился с ним, Дубинин без промедления подложил еще порцию. Не забыл о госте, позаботился…
Мурату стало так тепло на душе, что он вскочил и громко – получилось фальцетом – предложил тост за хозяина.
Ну не получается у него общаться с людьми натрезвяк. Когда не под газом, зажимаешься весь от страха показаться назойливым… Да и желания говорить – никакого.
Перепутав рюмки, Мурат налил себе водку в фужер из красного хрусталя и махом его выпил. Полный.
И понеслось.
«Давайте танцевать!» – закричал.
Хозяйка включила магнитофон в соседней комнате, Мурат схватил профессоршу, которая только что прикрыла за собой дверь уборной, и потащил ее в озвученную полутьму.
К ним никто не присоединился.
Интим, томная Далида, активное женское тело – и начался танец… Самый традиционный… Самый естественный…
Он даже не мог вспомнить, снимал ли трусы с американки. Ни ощущений, ни запахов в голове не осталось. А ведь трахаемся для чего? Чтобы потом посмаковать подробности, похвалиться хотя бы перед самим собой…
