На пятый день произошла их первая размолвка.
Они сидели у входа в пещеру, на широком плоском камне, который лежал впереди каменного купола, как порог или нарочно устроенная скамья. Мами положила голову на колени Ваттану и незаметно задремала. Он медленно перебирал рукою ее волосы и пристально рассматривал жилы на ее белых висках, которые теперь выделялись заметнее прежнего. Огромный бык с пестрой шкурой и тяжелыми рогами смело подошел и протянул голову, собираясь потереть морду о щеку девушки. Это был любимец Мами, тот самый олень, который вынес ее из свалки на Щелеватой сопке. Вместе с большим, белым быком, которого убил Рынто, он принадлежал к собственной упряжке девушки. Теперь он был самым крупным быком и вожаком стада. Ваттан посмотрел на него, и в его душе шевельнулось неприязненное чувство. Он поднял руку и ударил оленя кулаком по лбу. Олень неохотно отошел и опять остановился, уставившись в Ваттана недружелюбным взглядом.
Мами тотчас же проснулась.
— Зачем ты бьешь оленя? — сказала она с упреком.
Ваттан все смотрел на пестрого быка.
— Давай убьем его! — вдруг предложил он.
Девушка тотчас же села и посмотрела на него испуганными глазами.
— Убивать худо! — сказала она. — Разве ты не знаешь, все это мои братья?
Ее рука продолжала лежать на его коленях, и он почувствовал, что она вся начинает дрожать.
— Ну, полно! — успокоительно сказал он. — Братья так братья.
— Убивать грех! — продолжала девушка несколько успокоившись. — И так все убивают. Волки, люди, совы, орлы… Я не хочу.
— А как же жить? — невольно, возразил Ваттан.
— Я не знаю, — возразила Мами, — я живу, как они.
Она указала рукой на оленя, продолжавшего стоять вблизи.
Ваттан вдруг припомнил рассказы, ходившие по тундре.
«Неужели она вправду кормится мхом?» — подумал он.
Ему внезапно до смерти захотелось есть. Он протянул руку к котомке, которая лежала в двух шагах, и, вынув ломоть сухого мяса, принялся раздирать его по волокнам.
Мами тотчас же убрала свою руку и отвернулась в сторону.
— Что ты, Мами? — невольно спросил он.
До сих пор она не выказывала еще своего отвращения так ясно.
— Ведь это мертвое тело! — сказала девушка. — Ты мертвечину ешь.
Ваттан вздрогнул и с ужасом посмотрел на нее. Повинуясь своему отвращению к сверхъестественным вещам, он совсем забыл про амулет, хотя при первом удобном случае исполнил предписание Ваттувия и нисколько не сомневался, что именно частице мертвого мяса, висевшей на его груди, он обязан своим торжеством. Слова Мами показались ему исполненными нечеловеческой прозорливости, и он со страхом и печалью смотрел на нее, чувствуя, что их счеты с судьбой еще не сведены и что эта странная жизнь в забытом людьми ущелье не может длиться долго и окончиться счастливо.
